Читаем Моя жизнь с Гертрудой Стайн полностью

Нашлась на пароходе женщина, составлявшая гороскопы, она предсказала Гертруде, что ее тур окажется очень интересным. Была там и вдова генерала, убитого в тот год, когда мы находились в Турене. Мы с Гертрудой хранили молчание по поводу его случайной гибели. Вдова сидела за капитанским столиком с огромным веером из перьев.

Капитан корабля поинтересовался у Гертруды, почему она не сидит за его столом и хотела бы она перейти туда. Она ответила, что ведет на корабле очень спокойную жизнь, очень довольна, чувствует себя комфортно. Но он настаивал: «Не откажетесь ли вы выпить со мной?». «Это, — ответила Гертруда, — еще менее желательно, чем обедать». Но согласились и встретились там с очень разношерстной публикой.

На борту парохода мы также повстречали Эбба Димне, которого видели в доме у Элис Улльман. Когда-то Юджин Пол Улльман в одну из пятниц пригласил нас на ленч в кафе «Вольтер». Поинтересовался, что мы будем есть. Я заказала камбалу, за мной последовали и остальные — все заказали рыбу. Когда метрдотель спросил Эбба, что он желает, тот ответил: бифштекс.

Наконец мы пришвартовались в порту Нью-Йорка, быстро распознали небоскребы и постепенно оказались в здании порта, в кругу друзей.

Еще раньше Гертруда решила: если надо обязательно встретиться с журналистами, она встретится. Эбб был шокирован, увидев толпу журналистов, пришедших интервьюировать Гертруду.

Среди них был и У. Г. Роджерс, который шепнул мне: «Меня тревожит, что ее засыпят вопросами». Я ответила: «Не надо волноваться». Журналисты хотели знать, собирается ли она поучать Америку. «Нет, ничего подобного, я приехала смотреть и слушать, ну и говорить».

Тем временем я занялась оформлением таможенных бумаг, чтобы подготовить их заранее. Когда мы сошли с корабля, Ван Вехтен, Беннет Серф и брат Гертруды из Балтимора должны были встретить нас. Я отправилась к таможеннику и сказала: «Вот ключи, у нас ничего, подлежащего обложению таможенной пошлиной, нет, я все заполнила, новая одежда приготовлена для нас самих на замену. Я не думаю, что у нас есть что-нибудь подлежащее налогу». И вернулась поговорить с Ван Вехтеном. Я посмотрела на таможенного инспектора — он ничего не делал. Я обратилась к Карлу: «Думаю, он закончил, Конечно, я дам ему на чай». Карл отчаянно замахал руками: «Ни в коем случае». «Что ж, тогда я пожму ему руку и поблагодарю его». «Только без рукопожатия, здесь это не делается».

На следующей неделе в журнале «Нью Йоркер» появилась карикатура с изображением предположительно таможенного инспектора со словами: «Гертруда говорит: четыре шляпы есть шляпа есть шляпа»[73].

Карл и Беннет вернулись, чтобы отвезти нас на ленч в отель Алгон-куин, в котором я заказала номер. Там царила ужасная суматоха, журналисты набились в комнаты, кругом были провода, какие-то катушки, всякие устройства. Я не могла открыть свою сумку, не могла открыть чемодан, не могла ничего.

Во второй половине дня вся шумиха закончилась, и мы вышли погулять. Я предложила поискать фрукты. К моему немалому удивлению продавец в хорошем овощном магазине спросил: «Мисс Токлас, как вам нравится Нью-Йорк?». Откуда он знал, кто я?

На Таймс-сквер бегущая световая реклама сообщала: «Гертруда Стайн прибыла в Нью-Йорк, Гертруда Стайн прибыла в Нью-Йорк…». Будто мы и не знали!

По возвращению в отель мы застали фрукты и красивые цветы, присланные Ван Вехтеном. Я занялась наведением порядка в наших делах, одновременно наслаждаясь фруктами.

Нам выделили три комнаты — две спальни и одну гостиную и все это лишь для нас.

Темнело, мы решил пообедать в наших комнатах. Гертруда надумала сразу же завести привычку: есть по вечерам легкий ужин, чтобы она могла читать лекцию в любое требуемое время, не меняя при этом свой порядок питания. Она посчитала, что устрицы и дыня будет приемлемой диетой.

Мистер Харкорт, опубликовавший «Автобиографию Элис Б. Токлас», прислал нам приглашение посетить его следующим утром в редакции. Он хотел показать нам редакцию и познакомить с мистером Брейсом. Так что на следующее утро мы отправились туда.

Мистер Харкорт сказал: «Я даже и не представлял себе, что вы будете такими популярными». «Но вы должны были так подумать, — сказала Гертруда, — потому что людей привлекает именно то, что они не понимают». При этих словах мистер Харкорт послал за мистером Брейсом и сказал: «Послушай, что она говорит, она утверждает, что публику привлекает то, что она не понимает».

Перейти на страницу:

Все книги серии Историческая книга

Дом на городской окраине
Дом на городской окраине

Имя Карела Полачека (1892–1944), чешского писателя погибшего в одном из гитлеровских концентрационных лагерей, обычно ставят сразу вслед за именами Ярослава Гашека и Карела Чапека. В этом тройном созвездии чешских классиков комического Гашек был прежде всего сатириком, Чапек — юмористом, Полачек в качестве художественного скальпеля чаще всего использовал иронию. Центральная тема его творчества — ироническое изображение мещанства, в частности — еврейского.Несмотря на то, что действие романа «Дом на городской окраине» (1928) происходит в 20-е годы минувшего века, российский читатель встретит здесь ситуации, знакомые ему по нашим дням. В двух главных персонажах романа — полицейском Факторе, владельце дома, и чиновнике Сыровы, квартиросъемщике, воплощены, с одной стороны, безудержное стремление к обогащению и власти, с другой — жизненная пассивность и полная беззащитность перед властьимущими.Роман «Михелуп и мотоцикл» (1935) писался в ту пору, когда угроза фашистской агрессии уже нависла над Чехословакией. Бухгалтер Михелуп, выгодно приобретя мотоцикл, испытывает вереницу трагикомических приключений. Услышав речь Гитлера по радио, Михелуп заявляет: «Пан Гитлер! Бухгалтер Михелуп лишает вас слова!» — и поворотом рычажка заставляет фюрера смолкнуть. Михелупу кажется, что его благополучию ничто не угрожает. Но читателю ясно, что именно такая позиция Михелупа и ему подобных сделала народы Европы жертвами гитлеризма.

Карел Полачек

Классическая проза
По ту сторону одиночества. Сообщества необычных людей
По ту сторону одиночества. Сообщества необычных людей

В книге описана жизнь деревенской общины в Норвегии, где примерно 70 человек, по обычным меркам называемых «умственно отсталыми», и столько же «нормальных» объединились в семьи и стараются создать осмысленную совместную жизнь. Если пожить в таком сообществе несколько месяцев, как это сделал Нильс Кристи, или даже половину жизни, чувствуешь исцеляющую человечность, отторгнутую нашим вечно занятым, зацикленным на коммерции миром.Тот, кто в наше односторонне интеллектуальное время почитает «Идиота» Достоевского, того не может не тронуть прекрасное, полное любви описание князя Мышкина. Что может так своеобразно затрагивать нас в этом человеческом облике? Редкие моральные качества, чистота сердца, находящая от клик в нашем сердце?И можно, наконец, спросить себя, совершенно в духе великого романа Достоевского, кто из нас является больше человеком, кто из нас здоровее душевно-духовно?

Нильс Кристи

Документальная литература / Прочая документальная литература / Документальное
Моя жизнь с Гертрудой Стайн
Моя жизнь с Гертрудой Стайн

В течение сорока лет Элис Бабетт Токлас была верной подругой и помощницей писательницы Гертруды Стайн. Неординарная, образованная Элис, оставаясь в тени, была духовным и литературным советчиком писательницы, оказалась незаменимой как в будничной домашней работе, так и в роли литературного секретаря, помогая печатать рукописи и управляясь с многочисленными посетителями. После смерти Стайн Элис посвятила оставшуюся часть жизни исполнению пожеланий подруги, включая публикации ее произведений и сохранения ценной коллекции работ любимых художников — Пикассо, Гриса и других. В данную книгу включены воспоминания Э. Токлас, избранные письма, два интервью и одна литературная статья, вкупе отражающие культурную жизнь Парижа в первой половине XX столетия, подробности взаимоотношений Г. Стайн и Э. Токлас со многими видными художниками и писателями той эпохи — Пикассо, Браком, Грисом, Джойсом, Аполлинером и т. п.

Элис Токлас

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное