Читаем Моя жизнь с Гертрудой Стайн полностью

Гертруда читала лекции и в Чикагском университете, президентом которого был Роберт Хатчинс, очаровательная личность, твердо знавший, чего хотел от Гертруды. И когда он предложил Гертруде встретиться со студентами в присутствии его и мистера Мортимера Адлера, она согласилась: «Почему бы и нет». «Ну, — сказал он, — ими трудно управлять, у них свои идеи, посмотрим».

Итак, одним вечером они отобрали группу студентов по собственному усмотрению. Гертруда сказала: «Поскольку мы собрались здесь, чтобы обсуждать вещи, которые интересуют именно вас, вы и задавайте мне свои вопросы. Я же предлагаю для обсуждения вопросы эпики». «А, вот это», — сказал один из них. «Да, это! — подтвердила она. — Вам необходимо иметь представление об этом и, обсуждая ваши доводы, вы услышите и мои».

Дискуссия прошла довольно оживленно, и после нее Гертруда поделилась со мной своим впечатлением. Ей показалось, будто Хатчинс и Адлер решили, что она предоставила студентам чересчур много свободы. Оба порекомендовали ей объяснить студентам, о чем думать, и помочь им сформировать свои мысли, на что она ответила: «Я всегда позволяю молодым людям формулировать свои собственные идеи самостоятельно».

По окончанию дискуссии мистер Адлер сказал Гертруде: «А сейчас отправимся на обед к мистеру Хатчинсу». Все четверо покинули место встречи и направились к дому президента университета. По дороге мистер Адлер сказал: «Мне прежде не доводилось видеть студентов, готовых беседовать с таким размахом, какого добились вы». «Они всегда склонны говорить, они любят говорить», — заметила Гертруда. «Но не с нами», — уточнил Адлер.

Миссис Хатчинс была очаровательной, очень красивой женщиной, чей дом был исключительно комфортабельным и элегантным. За обедом случилось непредвиденное: вошла служанка и обратилась к миссис Хатчинс, но так, что все слышали: «Полиция, мадам». Мистер Адлер откинулся в кресле, побагровев, и обратился к мисс Стайн: «Полиция!». На что Гертруда спокойно ответила: «Все в порядке. Это мисс Бутчер устроила для нас поездку с полицией нынешней ночью». Вошла мисс Бутчер, мы распрощались с Хатчинсами и отправились по различным местам, где полиция могла ожидать происшествий. Шла охота на преступника, которого предполагалось поймать в этот вечер, и мы должны были принимать участие в этом мероприятии.

Мы посетили несколько мест сомнительной репутации и полицейские — их было двое в небольшом автомобиле — спросили: «Мисс Стайн, куда вас отвезти? Где в Чикаго вы остановились?». Она дала им адрес семьи Гудспид, что было, естественно, в совершенно другом направлении. Когда мы туда добрались, наше приключение позабавило миссис Гудспид.

При следующей встрече мистер Хатчинс предложил Гертруде прочесть серию лекций об английском языке группе студентов, которую подобрал Торнтон Уайлдер. Среди них двое или трое особенно заинтересовали Гертруду — они впоследствии переписывались с ней. Лекции прошли довольно живо, но когда Торнтон Уайлдер предложил кое-кого из молодых людей исключить, Гертруда отмахнулась.

Мы вернулись на восточное побережье, навестили двоюродного брата Гертруды в Балтиморе. В Балтиморе вы встретились и с Фитцджеральдом. Это было накануне Рождества, он ожидал появления Зельды из хосписа. Ей позволялось на праздники быть дома. Когда она появилась, в гостиную для встречи с мамой привели и ее маленькую дочь Скотти.

Гертруда, увидев Скотти, сказала: «Извини, Скотти, у меня нет для тебя рождественского подарка, поскольку я не ожидала увидеть тебя». «А что у тебя в кармане?». Гертруда достала из кармана карандаш и мне помнится, как Скотти сказала: «Я сохраню его на память».

Зельда, выглядевшая еще милее, чем прежде, принесла несколько картин, недавно ею нарисованных, и попросила Гертруду их посмотреть. Гертруде картины понравились, и Зельда предложила выбрать одну в подарок, что Гертруда и сделала.

Посетили мы и Вашингтон и Белый Дом, где были приняты миссис Рузвельт. По ее словам, Президент был не здоров и не смог нас принять, на что Стайн любезно ответила «Понимаю». Миссис Рузвельт также проинформировала, что нас примет в своей резиденции один из важных чиновников Белого дома, но кто им был, не помню.

Мы вернулись в Нью-Йорк и отправились в Новую Англию, по дорогам которой нас возили супруги Роджерс в автомобиле их приятельницы, миссис Вессон из семьи изготовителей револьверов. Стояла зима, церкви в Новой Англии смотрелись в белом одеянии как на почтовых открытках. Посетили колледж Вассар, студентки были красивы и стильно одеты. Но тамошнюю еду Гертруда есть не смогла и попросила яйцо всмятку и апельсин.

Следующим в расписании был юг страны. С Карлом Ван Вехтеном мы поехали в Ричмонд, где нас представили Эллен Глазгоу. За обедом я сидела рядом с Джеймсом Бренч Кейблом, который спросил меня: «Что, Гертруда всегда серьезна?» «Крайне» — ответила я. «Тогда другое дело». «Для вас, но не для меня» — сказала я.

Перейти на страницу:

Все книги серии Историческая книга

Дом на городской окраине
Дом на городской окраине

Имя Карела Полачека (1892–1944), чешского писателя погибшего в одном из гитлеровских концентрационных лагерей, обычно ставят сразу вслед за именами Ярослава Гашека и Карела Чапека. В этом тройном созвездии чешских классиков комического Гашек был прежде всего сатириком, Чапек — юмористом, Полачек в качестве художественного скальпеля чаще всего использовал иронию. Центральная тема его творчества — ироническое изображение мещанства, в частности — еврейского.Несмотря на то, что действие романа «Дом на городской окраине» (1928) происходит в 20-е годы минувшего века, российский читатель встретит здесь ситуации, знакомые ему по нашим дням. В двух главных персонажах романа — полицейском Факторе, владельце дома, и чиновнике Сыровы, квартиросъемщике, воплощены, с одной стороны, безудержное стремление к обогащению и власти, с другой — жизненная пассивность и полная беззащитность перед властьимущими.Роман «Михелуп и мотоцикл» (1935) писался в ту пору, когда угроза фашистской агрессии уже нависла над Чехословакией. Бухгалтер Михелуп, выгодно приобретя мотоцикл, испытывает вереницу трагикомических приключений. Услышав речь Гитлера по радио, Михелуп заявляет: «Пан Гитлер! Бухгалтер Михелуп лишает вас слова!» — и поворотом рычажка заставляет фюрера смолкнуть. Михелупу кажется, что его благополучию ничто не угрожает. Но читателю ясно, что именно такая позиция Михелупа и ему подобных сделала народы Европы жертвами гитлеризма.

Карел Полачек

Классическая проза
По ту сторону одиночества. Сообщества необычных людей
По ту сторону одиночества. Сообщества необычных людей

В книге описана жизнь деревенской общины в Норвегии, где примерно 70 человек, по обычным меркам называемых «умственно отсталыми», и столько же «нормальных» объединились в семьи и стараются создать осмысленную совместную жизнь. Если пожить в таком сообществе несколько месяцев, как это сделал Нильс Кристи, или даже половину жизни, чувствуешь исцеляющую человечность, отторгнутую нашим вечно занятым, зацикленным на коммерции миром.Тот, кто в наше односторонне интеллектуальное время почитает «Идиота» Достоевского, того не может не тронуть прекрасное, полное любви описание князя Мышкина. Что может так своеобразно затрагивать нас в этом человеческом облике? Редкие моральные качества, чистота сердца, находящая от клик в нашем сердце?И можно, наконец, спросить себя, совершенно в духе великого романа Достоевского, кто из нас является больше человеком, кто из нас здоровее душевно-духовно?

Нильс Кристи

Документальная литература / Прочая документальная литература / Документальное
Моя жизнь с Гертрудой Стайн
Моя жизнь с Гертрудой Стайн

В течение сорока лет Элис Бабетт Токлас была верной подругой и помощницей писательницы Гертруды Стайн. Неординарная, образованная Элис, оставаясь в тени, была духовным и литературным советчиком писательницы, оказалась незаменимой как в будничной домашней работе, так и в роли литературного секретаря, помогая печатать рукописи и управляясь с многочисленными посетителями. После смерти Стайн Элис посвятила оставшуюся часть жизни исполнению пожеланий подруги, включая публикации ее произведений и сохранения ценной коллекции работ любимых художников — Пикассо, Гриса и других. В данную книгу включены воспоминания Э. Токлас, избранные письма, два интервью и одна литературная статья, вкупе отражающие культурную жизнь Парижа в первой половине XX столетия, подробности взаимоотношений Г. Стайн и Э. Токлас со многими видными художниками и писателями той эпохи — Пикассо, Браком, Грисом, Джойсом, Аполлинером и т. п.

Элис Токлас

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное