Моя жизнь в астрономии

Перевод меня с должности исполняющего обязанности директора ГАИШ на должность директора должен был осуществляться в марте 1987 года в Министерстве науки и образования. Однако за месяц до этой процедуры в министерство поступило письмо от двух сотрудников ГАИШ, кандидатов наук (не буду, из деликатности, называть их фамилии). В этом письме утверждалось, что я не подхожу на должность директора ГАИШ. К чести этих двух сотрудников надо отметить, что они открыто подписались в своем письме и не сделали письмо анонимным. Я был приглашен в министерство, где со мной побеседовали. Кроме того, сотрудники министерства запросили мнение первого проректора МГУ В. А. Садовничего о моей работе на посту исполняющего обязанности директора с 1 сентября 1986 года. В итоге сотрудники министерства поступили очень мудро. Они собрали трудовой коллектив ГАИШ и спросили его мнение обо мне. На этом собрании открыто выступили и два моих оппонента. После обсуждения моего вопроса представителям министерства стало ясно, что подавляющая часть коллектива ГАИШ поддерживает мою кандидатуру на пост директора. Открытое голосование показало, что меня поддержало свыше 90% сотрудников ГАИШ. Таким образом, в марте 1987 года я был утвержден Министерством науки и образования в должности директора ГАИШ сроком на пять лет. С двумя моими оппонентами у меня в дальнейшем сложились нормальные деловые отношения.

Илл. 29. Конференция по космомикрофизике в ГАИШ. 1996 г. Слева направо: А. Д. Линде, А. М. Черепащук, И. Д. Новиков, Д. Г. Ломинадзе

Хочу вспомнить еще об одном событии, которое мне очень дорого. Осенью 1987 года на ступеньках главного входа в ГАИШ я повстречался с академиком Яковом Борисовичем Зельдовичем. Он сказал, что скоро выборы в Академию наук СССР и мне следует подать документы на избрание в члены-корреспонденты академии. Немедленного успеха он не гарантировал, но обещал поддержку. Я был окрылен таким вниманием ко мне со стороны этого великого ученого. Скажу прямо, если бы от Якова Борисовича мне не поступило такое предложение, я бы никогда не позволил себе выдвигаться в членкоры. Я стал готовить документы для академии, а через некоторое время Яков Борисович позвонил и попросил меня сделать обзорный доклад по моим работам на его семинаре ОАС. Я стал интенсивно готовиться к докладу, но не успел – спустя две недели Яков Борисович скончался. Свой доклад я сделал уже весной 1988 года на ОАС, который после кончины Якова Борисовича руководился коллективным оргкомитетом. С первой попытки я в членкоры, естественно, не прошел. Но эта попытка дала мне основания выдвигаться вторично и далее участвовать в академических выборах, которые проходят очень непросто.

Общественная жизнь в институте в 1990‑х годах била ключом. После путча в августе 1991 года роль партийной организации полностью нивелировалась. Большинство сотрудников ГАИШ, в том числе и я, были против путчистов и поддерживали Горбачева. Мы все переживали за его судьбу и были рады, что все обошлось благополучно. В то время слово «демократ» было в большом почете. Многие сотрудники ГАИШ ходили на площадь перед Белым домом и активно отстаивали достижения демократии в стране, обеспеченные горбачевской перестройкой. Все думали о политике, о свободе, но мало кто думал об экономике. А ведь уже тогда начался жестокий передел собственности в стране. Плодами демократической революции стремились воспользоваться ловкие реформаторы-номенклатурщики, а отнюдь не истинные демократы во главе с незабвенным Андреем Дмитриевичем Сахаровым. К чему все это привело, мы видим сейчас.

В те августовские дни коммунистического путча 1991 года, когда представители ГКЧП пытались сместить законно избранного президента страны, мне пришлось сделать трудный выбор. Поскольку я не хотел иметь отношения к этой противозаконной акции, я подал заявление о выходе из членов КПСС. И в дальнейшем ни в какие другие партии не вступал.