Моя жизнь. Записки суфражистки

Перед лицом человеческой справедливости, перед лицом конституции нашей страны, правильно толкуемой, вы не имеете права судить меня, потому что вы не являетесь моими равными. Вы все прекрасно знаете, что я не сидела бы здесь на скамье подсудимых, что я не нарушила бы ни одного закона, если бы обладала правами; какими вы пользуетесь, если бы участвовала в избрании тех, кто издает законы, которым я должна подчиняться, если бы я имела голос при расходовании сумм, собираемых в виде налогов, которые я обязана платить. Говорю вам, милорд, это весьма серьезное положение, когда женщины безупречной жизни, женщины, посвятившие лучшие свои годы общественному благу, женщины, старавшиеся исправить хотя бы некоторые из ужасных ошибок, сделанных мужчинами, которые управляют страной – ибо, в конце концов, мужчины ответственны за современное положение вещей, – да, говорю я вам, это весьма серьезное положение, когда такие женщины преступают законы. Вы не привыкли в своей повседневной деятельности иметь дело с такими людьми, как я; вы призваны судить людей, нарушающих законы из эгоистических и корыстных мотивов. Я нарушаю закон не из эгоистических соображений. У меня нет никаких личных целей, как их нет и у других женщин, прошедших через этот суд за последние недели, точно овцы на бойню. Ни одна из этих женщин, будь женщины свободны, не нарушала бы закона. Они серьезно верят, что тот тернистый путь, на который они вступили, является единственным путем к их освобождению. Они твердо убеждены, что благо человечества требует этой жертвы; они убеждены, что ужасные бедствия, тяготеющие над нашей цивилизацией, могут быть уничтожены только тогда, когда женщина получит право голоса. Они знают, что отравлен самый источник жизни, что домашний очаг разрушен, что благодаря невежеству, неодинаковому уровню нравственности, губятся даже матери и дети, заражаемые худшей и ужаснейшей болезнью, опустошающей человечество.

Существует только один способ прекратить нашу агитацию. Он состоит не в ссылке нас, не в запрятывании нас в тюрьмы, а в удовлетворении наших справедливых требований. И потому, господа, я призываю вас вынести свой приговор не только обо мне, но и по поводу всей нашей агитации. Я прошу вас признать меня невиновной в предумышленном возбуждении к нарушению закона.

Это мои последние слова. Если б я имела возможность, я говорила бы женщинам: «Вы обладаете конституционными средствами для того, чтобы выразить свои пожелания и добиться удовлетворения своих нужд; пользуйтесь своим правом голоса, убеждайте других избирателей и избирательниц в справедливости своих требований. Таким путем добьетесь вы справедливости». Я невиновна в предумышленном возбуждении, и я прошу вас ради блага страны, во имя блага человечества, признать меня невиновной».

Судья в своем резюме сказал следующее:

«Вряд ли мне необходимо говорить вам, что мнения, высказанные обвиняемой в ее речи к вам, по поводу провокации, чинимой законами нашей страны, и несправедливости, оказываемой женщинам лишением их избирательного права, каким обладают мужчины, не имеют никакого отношения к вопросу, который вам предстоит решить.

Ее мотивы или мотивы тех, кто фактически положил взрывчатые вещества, не могут служить в данном случае оправданием. Я вполне уверен, что вы отнесетесь к делу, опираясь исключительно на фактические данные вне зависимости от того, считаете ли вы закон справедливым или несправедливым. Полагаю, что у вас, вероятно, не будет сомнений в том, что обвиняемая, если она действительно виновна в преступлении, в котором ее обвиняют, действовала не из обычных эгоистических побуждений, какие обыкновенно толкают к преступлениям обычных преступников. Она все же является виновной, если даже думает, что таким путем возможно улучшить общественные условия».

Присяжные удалились и, вернувшись, устами своего старшины объявили свой вердикт: «виновна, но заслуживает снисхождения».

Тогда я снова обратилась к судье.