Моих стихов чернеющая гладь…

Его характеристик хватило бы на всех:
Он абвера шпион, эсэсовец, неверный муж,
И всё же был этому всему противовес —
При всем при этом еврейских не губил он душ.

А истина вся на поверхности пылится,

Ведь список Шиндлера составлен был так просто:
Есть денежки – то ты уйдешь живой от фрицев,
А он не без корысти всё вверял прохвосту.

Писатель из Австралии[3]

был в Голливуде,Его удачей был рассказ одного немца,
О чем спасенный каждый думал в те минуты,
Он Шиндлера благодарил за всех от сердца.

Понятно – после чего тот написал роман,

Ему принесший Букеровскую премию,
А Спилберг в фильме много чего не показал,
Понятно, в Голливудском его прочтении.

Оскар родился в маленьком чешском городке

В семье католика промышленного толка,
Закончил школу, звезд не хватая в вихорке,
Как явствует, он редко в руки брал книжонку.

Училище он кончил, экзамены не сдал[4]

,Три года после в фирме у отца помощник,
Уйдя, женился в двадцать, стал пить и пропадать,
В полиции не раз бывал он, полуночник.

А отслужив армейский срок – пошел работать,

Встав на ноги, он въехал в новый богатый дом
И школьную подружку он успел растрогать,
Перед женою всю жизнь он не был ангелком.

Двух деток заимел он, с подружкой бегав,

А в то же время больную мать он потерял,
А в 1935 в шпионы был завербован против чехов,
Спустя три года в их суд полиции попал.

Сказав, за деньги служит, – он во всем сознался,

Но соглашение в Мюнхене его спасло,
И дальше он уверенно шел тем же галсом,
Ему, однако, при жизни с немцами везло.

Для Гляйвица держал он польские мундиры,

А после в бизнесе ему немцы помогли,
Он у отца, спасенного, был рэкетиром,
Под пистолетом держал его; был не шутлив
(Его он собственность, фабрики, себе забрал).

У Франка с Гиммлером были разногласия,

Использовал их ловко этот потенциал,
Начальника Плашува он сделал пассией,
Охотно Гец дарил расходный материал.

Конечно, был тут и меркантильный интерес,

На что вдова его бесстыдно возражает,
Ведь каждую минуту он мог ведь стать мертвец,
С фабричных ночью он не уходил лужаек.

А сколько умерло на фабрике народа,

Который просто был истощен, недоедал,
В конце войны лишь разрешил с хлебом подводы,
Ведь кто остался жив, помнят как народ страдал.

В году 1944 в Освенциме он выкупал евреев,

Ну, вспомним, кому такое счастье выпало,
Он деньги давно уж забрал у богатеев,
Отсюда и, понятно, идея выбора.

И все равно ему спасибо, что спас всех тех,

При всех тех авантюрах он был гуманистом,
А существует одна из громких антитез[5] —
Каким при жизни бывал он авантюристом.

А потому – лишь за шестнадцать лет до смерти

Он звание праведника мира получил,
Он пережил так много в грозной круговерти,
Ведь от пороков в жизни никто не излечим.