Моё чужое лицо

Я видела, что Вадим заинтересовался и задумался. Похоже, скоро он, как и Алексей, сделает соответствующие выводы. Впрочем, мне было всё равно. Я не собиралась принимать эти выводы в качестве версии убийства. Мне важно узнать правду совсем по другой причине.

Проводив Вадима, я спустилась в бар, поужинала, заказала кофе с ликёром и медленно его потягивала. Несмотря на поздний вечер, хотелось активных действий, возможно алкоголь так действовал на меня. В голову пришла интересная мысль. Я набрала номер Вадима и попросила срочно найти координаты какого-нибудь журналиста, готового за хороший гонорар вбросить в информационное пространство непроверенные сведения из неизвестного источника. Он насторожился, но обещал выполнить просьбу.

Я вернулась к себе, набросала статью и отправила Вадиму, предупредив, что жду её выхода максимум через день. Лежала в постели и пыталась представить реакцию Алексея. Но мои мысли, расслабленные алкоголем, переключились совсем не на то, на что я хотела. Отчётливо вспомнилось его прикосновение к моему лицу тогда, в коттедже. Его шёпот, глаза, его боль и страсть.

Я резко выдохнула и села в кровати. Внезапно захотелось что-нибудь разбить или громко крикнуть. Я встала и снова достала коньяк. Скривившись, проглотила его, дала себе слово, что это последний раз, и забралась под одеяло.

10

Я поговорила с Андреем Петровичем. Он сказал, что ставить диагноз пока рано, ему нужно за мной понаблюдать. И вообще пытался вселить в меня надежду, но я видела, сам в неё точно не верит. И тогда попросила: «Не надо мне врать. Я готова ко всему. Только должна знать правду, чтобы успеть принять решение». Кажется, он догадался, о чём я говорю, и ответил: «Не торопись, туда ты всегда успеешь. Не стоит облегчать им задачу». Я не поняла, о ком это, а мой доктор не захотел объяснять.

Сегодня принесли передачу от мужа, он прислал книги и мои любимые конфеты. Вечером попрошу Андрея Петровича запретить эти передачи. Они, похоже, меня расстраивают, и потом случаются приступы. Здесь и так хорошо кормят, а я не хочу, чтобы что-то напоминало мне о доме. Не хочу вспоминать то, что было раньше. Мне от этого очень больно…

***

Утром я проснулась от того, что кто-то бил меня по голове. Открыла глаза и поняла — бьют не меня, а в дверь. А голова просто болит, вернее, не просто, а очень сильно. Вот что значит редко пить, от двух бокалов чувствую себя как после разгульной ночи. Я встала и набросила халат, взглянула на часы. Оказывается, уже совсем не утро, день в полном разгаре. И кому я понадобилась, может, горничная пришла убираться?

Я открыла защёлку и еле успела отклониться, чтобы не получить распахнувшейся дверью по лбу. В номер ворвался Алексей, его глаза пылали яростью, от него просто исходили волны злости.

— Я же тебя просил! Это твоих рук дело? — он сунул мне под нос какие-то бумаги. Морщась от его громкого голоса, я взяла их и опустилась в кресло. Бегло просмотрела распечатки и удивилась, надо же, моя заметка уже попала в новости интернет-газет. Вот это скорость, кто-то очень жаден до денег!

Я подняла глаза на Алексея и вяло возразила.

— Тут же указано, информация поступила от источника, пожелавшего остаться неизвестным.

— Не придуривайся! Какие ещё источники? Кому это кроме тебя нужно?

— Вот это как раз интересно! Почему правда никому кроме меня не нужна? Так, расследование убийства действительно возобновили?

— Я проверил — это утка. Ничего не возобновляли.

— Тогда чего ты переживаешь? Если это ложь, скоро дадут опровержение.

— Я тебе уже всё объяснил. Не хочу, чтобы вновь трепали их имя.

— А меня не устраивают твои объяснения. И не ори, у меня болит голова.

Он саркастически уставился на бутылку коньяка, которую я вчера забыла на столе.

— Ты ещё и пьяница?

— Не знаю, возможно. Но пока я не пью. Ну, до вчерашнего вечера не пила.

Алексей устало вздохнул, сел рядом и покачал головой.

— Откуда ты только взялась? Что тебе такого рассказала Ксения, что ты приехала сюда и мешаешь мне жить? И чего целый год ждала? Только всё успокоилось, и я поверил, что когда-нибудь смогу это забыть. И тут ты!

Я сидела молча, держась за голову. Сказать мне было нечего. Вернее, я могла бы много чего сказать, но пока рано. Время для откровений ещё не пришло.