Моё небо (СИ)

Но куда хуже, чем мне, приходилось Эслану. В силу собственной природы парень не мог долго обходиться без воды. Магическим путём мы с трудом, но добывали воду из окружающего пространства. Собирали утреннюю росу с травы и просто выделяли жидкость из воздуха, где была высокая влажность. Этого сиэрнару едва хватало, чтобы просто держаться на ногах. Когда на третий день нашего путешествия мы набрели на маленький, вонючий, заросший ряской и камышами пруд, он обрадовался ему как величайшему сокровищу. Тогда как у меня, Кая и Лурена этот водоём не вызывал доверия. Вымыться хотелось просто ужасно, но лезть в эту мутную пахучую жижу? К тому же, если эти места сплошь и рядом кишат различными жуткими тварями, кто знает, какая дрянь может водиться в воде? Но наших слов Эслан словно и не слышал. Быстро скинув одежду, он нырнул в этот пруд, и минут пять его видно не было, из-за чего мы начали беспокоиться. Но он всё же выплыл на поверхность, попросил его пока не ждать и искать место для стоянки, а он нас догонит позже. После чего снова скрылся в мутной зелёной воде, блеснув напоследок чешуёй хвоста.

Помимо вышеперечисленных проблем, пропитание тоже было большой трудностью. Найти в этих местах нормальное зверьё или птицу было сложно. Животные, вынужденные соседствовать с нежитью и порождениями Бездны, были крайне осторожны, хорошо прятались и быстро бегали. Даже Каю в обличии зверя было не просто найти и изловить что-то на ужин.

К слову сказать, мой возлюбленный переносил это бродяжничество лучше всех. Он был хорошо тренирован и оттого уставал намного меньше меня или Лурена. У него не было зависимости от воды, как у Эслана. Также его не мучили чужие негативные эмоции, как того же сиэрнара. И он не переживал личный конец света, как Лурен. Поэтому в этом походе он стал лидером. Он шёл впереди, на слух и запах пытаясь определить, не поджидает ли нас впереди опасность. Он говорил, что делать остальным, и мы все, не сговариваясь, приняли его руководство. Тем более опыта пребывания в подобных местах у него и правда было больше, чем у кого-либо из нас. Эслан иногда высказывал своё мнение и давал советы, но не стремился командовать. Лурену словно и вовсе было плевать, что и как дальше. А я слишком плохо разбиралась в выживании в такой враждебной среде.

Лурен меня тоже беспокоил. Он пытался, как и раньше, шутить и язвить, но выходило это как-то ненатурально. Натянуто. Было видно: ему совсем не до веселья, и о привычной лёгкости восприятия окружающего мира и речи не идёт. Впрочем, чему удивляться? Вся его прошлая жизнь рухнула, и, как мне казалось, он просто не мог с этим окончательно смириться. Принять гибель близких и то, что потерял всё, что имел. Эромаец был банально раздавлен обстоятельствами, не знал, как ему жить дальше. Большую часть времени пребывал в отрешённом состоянии, погружённый глубоко в свои мысли. Иногда мне становилось страшно, что он так и не оклемается до конца.

Но сильнее всего меня пугали собственные сны. С того самого дня, как мы покинули город, меня каждую ночь преследовали жуткие кошмары. В каждом из этих страшных ночных видений меня убивали страшно, жутко и мучительно. И голос, принадлежавший невероятно красивому мужчине, атлетичному, молодому, златовласому красавцу с потрясающе голубыми глазами, требовал сдаться и не бежать. Ведь моё бегство ведёт меня к гибели. Что задуманная мной борьба бесполезна и обречена. У меня и моих спутников просто нет шансов. После чего я и видела множество ужасающих вариантов собственной смерти. Хуже того, я чувствовала всё это. За пять дней, которые мы провели в этих заброшенных землях, я во сне прочувствовала пару десятков самых кошмарных смертей. И что странно, никто из моих спутников, кто в этот момент не спал, а дежурил, охраняя сон остальных, не заметил никаких признаков того, что мне снится всякая чертовщина. Я же не стремилась рассказывать им об этом. К чему нагружать парней моими проблемами? Наверняка, виновата моя неуверенность в себе и будущем, вот и снится всякая дрянь. Чтобы немного отдохнуть от этого, я каждый раз вызывалась на ночное бдение и каждый раз получала вежливый отказ. Так мужчины старались меня беречь.

Сегодня был шестой день нашего бродяжничества. Похлебка из мяса какой-то крупной пойманной Каем птицы была бесподобна. Как голод меняет восприятие мира! Раньше я бы вряд ли оценила подобное блюдо, а сейчас оно мне казалось настоящей амброзией.

Доев свою порцию, я без сил растянулась на теплом одеяле, которое служило матрацем. Вскоре ко мне присоединился Кай. Каждую ночь, кроме тех часов, что бодрствовал на дежурстве, ашрианец спал, крепко прижимая меня к себе, согревая в своих объятиях. И я была этому несказанно рада, ночи были не самыми тёплыми. Он укрывал нас и крыльями, которые повадился выпускать по ночам, снимая верх одежды, объясняя это инстинктивной потребностью защищать и оберегать свою избранницу, то есть меня.