Моё небо (СИ)

Именно Эслану я решила отдать книгу по пространственой магии, которую мне презентовали боги этого мира. Друг принял её как величайшее сокровище и обещал хранить и оберегать. Я не сомневалась, что сиэрнар найдёт способ уберечь бумагу от разрушительного действия воды и эти магические знания в надёжных руках. А также я питала надежду, что однажды парень навестит меня в моем мире. И он вполне серьёзно пообещал попытаться. В конце концов, как сознался Эслан, ему крайне любопытно увидеть иной мир.

Конечно же, Владыка океана, как и остальные правители, желал, чтобы я выступила перед его подданными, но Эслан даже не пытался меня уговорить на это. Он полностью разделял мою точку зрения и считал, что я уже достаточно сделала для этого мира и больше никому и ничего не обязана. Но друг до последнего надеялся, что я передумаю уходить. Звал меня с собой, в океан. Уверял, что уже давным-давно существуют амулеты, позволяющие людям дышать под водой. Да и просто уж на его родине ничего не будет мне напоминать о моей утрате. Ему просто так же, как и мне, было больно прощаться, но я не собиралась оставаться и постаралась ему это спокойно объяснить. Донести, что человеку банально не место на морском дне и я там всегда буду чужой, а ещё, что родной дом лучше всего поможет мне прийти в себя.

В день, когда решилась покинуть Соинтер, мои глаза были на мокром месте. Этот мир мне стал по-своему дорог, но остаться было выше моих сил. Да и не нужна я тут больше. Конечно же, все правители наперебой звали к себе, даже если я не соглашусь на публичные выступления. Просто приютить Посланницу богов, победившую высшее зло, считалось почётным. Я же считала, что им сначала стоит навести везде порядок, так как лихорадить всех будет ещё долго. О том, какие перемены ждут Эромайское Королевство, и вовсе остаётся только догадываться. Но это уже не моё дело. Я этого не увижу. Возможно, когда-нибудь лишь узнаю со слов Эслана, если он решиться навестить Землю.

И я ушла. С разбитым вдребезги сердцем, разорванной в клочья душой от невосполнимой потери, сбежала на родину зализывать раны, в надежде, что когда-нибудь мне станет легче.

КАЙЛЕН

Никогда я не предполагал, что могу на какое-то время перестать быть собой, но именно это со мной случилось. Более двух месяцев я провёл в глухой деревеньке посреди леса. Я не помнил, кто я, смутно осознавая, как оказался в том месте. В памяти были лишь боль и животный ужас, который гнал моего зверя как можно дальше от его источника.

В себя я пришёл под каким-то кустом, и как ни пытался понять, где нахожусь, почему всё тело напоминает комок боли и вообще кто я такой, всё было бесполезно. Почти две недели я просто шёл вперёд, на чистом инстинкте осознавая, что надо куда-то двигаться, чтобы выжить.

Странно, я не мог вспомнить, кто я, но помнил устройство мира, точнее, знал, что я не человек — ашрианец. Знал, что в обличии зверя могу питаться сырым мясом, но испытывал инстинктивное отвращение к подобному. Только голод не тётка, и спустя дня три скитаний по лесу жажда насыщения взяла верх над брезгливостью. Я охотился и всё реже обращался человеком, потому что во второй ипостаси не накатывала волной паника от осознания, что я забыл самого себя. Физическая боль была не столь острой. Не знаю, чем меня ранили, но на груди был жуткий ожог, который упорно не желал проходить, хотя вроде у нашей расы должна быть отменная регенерация…

Поначалу я не поверил, когда услышал голоса людей. Звериные инстинкты требовали или убегать, или нападать, и лишь остатками не до конца покинувшего меня разума я смог подчинить себе вторую ипостась и снова стал человеком.

Группа мужчин была поражена, встретив в лесу раненого оборванца. На мою удачу, поселенцы оказались людьми мирными и предложили мне остаться в их деревне. Основной темой разговоров тогда было исчезновение всей нежити, порождений и нескольких жителей деревни. Люди переговаривались, строили теории, но толком никто не мог сказать, что же произошло. Я и сам заметил отсутствие привычных (наверное?) опасностей, но мне было не до того, чтобы размышлять на эту тему. И лишь оказавшись в окружении людей, когда не приходилось каждую минуту думать, как выжить, я позволил себе подобные мысли. Всё это отзывалось внутри какой-то смутной тревогой, но как я ни пытался вспомнить что-либо, ничего не получалось.

Имени я своего не помнил, и меня прозвали Дик. Так я и жил день за днём, неделя за неделей, не зная, кто я и каково моё место в этом мире. В Империю идти не стремился. Раз я бродил в лесу, значит, я, скорее всего, как и большинство жителей деревни, преступник или просто беженец. Это отвратительное подвешенное состояние сводило с ума, лишало покоя, заставляя раз за разом насиловать собственную голову, пытаясь возродить к жизни хоть какие-то воспоминания о своей личности.