Моё сводное наваждение

— Скажи, солнышко... Твоя... Эльвира Львовна... Ты не замечала, чтобы она приходила на уроки подавленной? Или следы побоев у нее не видела?

— Что? — пугаюсь я. — Побоев?

— Значит, не видела, — кивает отец самому себе. — В принципе, я так и думал...

— Пап? Но... Но почему ты об этом спрашиваешь?

Он секунду молчит, а затем делает шаг ко мне и целует меня в лоб:

— Переживать не о чем, солнышко. Ложись спать. Прости за беспокойство и спокойной ночи.

И он просто напросто берет и, стремительно развернувшись, уходит! А я даже думать не знаю что!

— Все интереснее и интереснее, — замечает Мирон, и я вздрагиваю от неожиданности.

Затем быстро закрываю дверь и поворачиваюсь к Мирону, виновато опустив плечи и глаза:

— Мир... Мне... мне жаль, что я с тобой спорила сегодня на эту тему. Прости. Просто... мне не хотелось, чтобы мы лезли не в свое дело. Но... Но что значит его вопрос? — поднимаю я глаза.

Мирон пожимает плечами и хлопает ладонью по месту рядом с собой:

— Иди ко мне? — Когда я сажусь, он продолжает: — Рад, что ты не стала настаивать на своем. И ты права, не стоит лезть не в свое дело. Андрей уже, видимо, и так залез. Теперь, что касается событий в клубе... Мне нужно кое-что тебе рассказать.

— Про Марину, — киваю я, вновь ощущая то любопытство, что снедало меня несколько часов назад и о котором впоследствии я напрочь забыла.

— И про нее. И про меня.

Тревога нарастает с каждой секундой, что Мирон молчит. Но я его не тороплю. Держусь, как могу.

— В общем, мой отец снял на нее компромат и теперь шантажирует меня тем, что выложит фото и видео в сеть, если я откажусь участвовать в деле. Я согласился, Лю.

— Что? Как? Какой компромат? — не понимаю я ничего.

— По типу того, что однажды сняли на твою подругу. Я вынужден согласиться. Не могу так подставить Марину, как и всю ее семью.

— Боже...

Сердце лихорадочно стучит, мысли тоже скачут с одного на другое. Сначала Мира называют слабаком, чтобы сыграть на его чувстве собственного достоинства, и когда это не срабатывает, его отец каким-то образом снимает компрометирующий Марину материал, уже рассчитывая сыграть на его чувстве благородства. Так, выходит? Но...

— Мир, расскажи мне, пожалуйста, все-все.

И он рассказывает.

Про то, как Марина напивается, употребляет наркотики и мстит Мирону, переспав с его отцом. Про то, как это все снимают на камеру. Про то, как Мирону предлагают либо стать спасителем подруги, а заодно соучастником преступления, либо остаться чистым, но уничтожить репутацию семьи Остужевых, загубить будущее Марины и ее жизнь в целом, как это когда-то сделали с моей подругой Мартой.

Жизнь циклична, верно? Что-то происходит, чтобы потом повториться вновь.

И нас ставят перед выбором: поступить так же или попытаться этого не допустить.

— Ты не должен идти на поводу у своего отца, Мир, — говорю я твердо.

— И забить на Маринку? — усмехается он, а затем рычит: — Ты не понимаешь, что это мой отец ее использовал? Что часть вины за то, что с ней произошло, висит на мне? Хорош я буду, если закрою на все глаза!

— Но... Мир, наверняка есть выход! — подскакиваю я на ноги. — Ты не должен совершать преступление! Это может плохо сказаться уже на твоем будущем!

— Думаешь, я не понимаю? Не понимаю, чем это может обернуться для всех нас? Но и Марину бросить не могу! Ты будешь выглядеть лицемеркой, Лю, если сделаешь вид, что тебе не лучше прочих известно, как это все скажется на судьбе Марины, какой идиоткой бы она ни была!

— Я и не отрицаю, что хорошо это понимаю! Я прекрасно понимаю! Как и то, что на одном преступлении ничего не закончится! Если они отыскали способ, как на тебя давить, то не откажутся от него и будут шантажировать тебя снова и снова! Мы... — резко перестаю я ходить из стороны в сторону и словно прирастаю к полу. — Мы должны рассказать об этом моему папе.

— Нет, — отрезает Мир.

— Да, Мирон! Он поможет!

— Полагаю, ему и с твой учительницей проблем хватает, — саркастично замечает он. — И если там все настолько серьезно, как я предполагаю, то ему точно не будет дела до сына его жены.

— Что? — обмираю я. — Ты... ты думаешь, что папе есть дело до тебя только потому, что ты сын его жены? И если это изменится, — пусть об этом еще очень рано говорить, а возможно, и вообще не стоит, — то ему будет все равно на то, что происходит в твоей жизни? Нет, не верю, что ты так о нем думаешь! Он любит тебя, Мир! Совершенно отдельно от твоей матери!

— Расскажи-ка, почему ты так в этом уверена?

— Ты шутишь, Мир? — начинаю я злиться. — Он установил целую площадку для твоих занятий на скейтборде! Он с десяти лет воспитывал тебя, как родного сына! Он в каждый дурацкий ужин интересуется, как прошел твой день, в конце концов! И ты сомневаешься в его любви к тебе? Он был рядом, когда твой собственный отец подстрекал тебя на преступления, разве нет? Защищал тебя! Спасал! В том, каким ты стал, каким сейчас сидишь передо мной, есть и его заслуга. Потому что он знал, видел в тебе много хорошего! Что смогла увидеть и я!