Моисей

«Библия – единственный памятник. Отрицая его, пытаются при помощи догадок воображения восстановить картины еврейского прошлого по самым незначительным и сомнительным данным. Верят самым сомнительным археологическим указаниям, малодостоверным записям, отрывочным и полупонятным намекам. Не хотят верить только Библии»[125], – писал Глаголев в своей замечательной статье «Слабые стороны рационалистических библейских гипотез» (1899).

Известный современный израильский исследователь Библии и историк религии П. Полонский в своих работах, разумеется, совершенно независимо от проф. Глаголева, приходит к тем же выводам. «Библейская критика», по его мнению, накопив за годы своего существования немало важного и интересного материала, является, по сути дела, лженаукой, чем-то вроде алхимии, предшествовавшей появлению химии, и ее главное предназначение – обслуживать идеологию атеизма. Отсюда постоянная подтасовка или игнорирование «неудобных» фактов, ее полня умозрительность и т. д.

«Проблемой „Библейской критики“ явилось то, что она почти с самого начала была использована атеизмом для поддержки и углубления своей идеологии. В тот период теория эволюции, выдвинутая Дарвином, воспринималась как способ опровержения религии, и потому возможность перенести эволюционные идеи на изучение Библии была новым и желанным орудием в „развенчании религиозных догм“. На основании выделения в Торе „под-текстов“ было без всякого на то научного обоснования объявлено, что каждый из них представляет собой один из независимых древних источников, в результате сведения которых вместе и появилась Тора.

Здесь следует особо подчеркнуть, что не только с точки зрения естественных („точных“) наук, но даже с точки зрения лингвистики и литературоведения, такой переход от «под-текстов» к „источникам“ никак не может считаться научным доказательством. Настоящий устанавливающий авторство литературный анализ основан на сравнении многих литературных произведений, созданных в одну эпоху разными людьми. Но применение подобной процедуры установления авторства с помощью литературного анализа по отношению к Тексту, который является единственным оставшимся с древности и не имеющим в данной культуре параллельных текстов для сравнения, – такой анализ уже является очень проблематичным. И если наличие в Торе нескольких „слоев“ повествования, отличающихся стилем и идеями, и можно считать вполне явным фактом, то придание этим «под-текстам» статуса „источников Торы“ является не научным выводом, а идеологической позицией…

…После этого изучение Библии стало искать другие пути. В тридцатые годы XX века вся схема Вельгаузена от начала до конца была официально отвергнута новой школой скандинавских критиков. Представитель этой школы Айвэн Энгель нанес теории Библейской критики смертельный удар, проанализировав злостный призрак Вельгаузена, его мифического „Редактора-фальсификатора“ – это странное привидение в одеянии священнослужителя времен Второго Храма, которое является на самом деле ключом ко всей теории Библейской критики, – и уничтожив его вежливым ученым лошадиным смехом. Энгель назвал его иронически „interpretatio europeica moderna". Изучая хитросплетения воображаемых Вельгаузеном интерполяторов, он обнаружил в них автопортрет европейского кабинетного ученого, упорно копающегося в Священном Писании, чтобы возвести гипотезу XIX века. Эти творческие муки кончаются ретроактивной проекцией своего собственного образа в V век до н. э. После Энгеля научное обоснование теории Вельгаузена было подорвано окончательно.

А вот еще один пример, иллюстрирующий то, что Библейская критика является не наукой, а видом идеологии. Как известно, одним из столпов Библейской критики является отождествление „Второзакония“ (Пятой книги Торы) со свитком, найденным в Храме в эпоху реформ царя Йошиягу (см. Вторую книгу Царей, гл. 22) – и поэтому его датировали 7-м веком до н. э. Это отождествление было сделано на основании литературных соображений, не подкрепленных никакими археологическими данными. И вот, несколько лет назад группа археологов раскопала в Самарии, на горе Эйваль, остатки жертвенника – в точности соответствующие тому, что, согласно книге Второзакония, Моисей повелел сделать евреям после перехода Иордана, и археологически находка была датирована 13-м веком до н. э. Археологи опубликовали статью о находке, показывая соответствие ее книге Второзакония. Как возмущены были этой статьей сторонники Библейской критики! Нет, они не отрицали, что найден жертвенник, они не оспаривали его датировку. Но они говорили: „Как же можно объяснять находку 13-го века до н. э. на основании текста, написанного в 7-м веке до н. э.?“ Иными словами, „литературная“ датировка Второзакония эпохой царя Йошиягу стала для них догмой, и если археология противоречит этой догме – то тем хуже для археологии»[126], – писал Полонский в своей статье «Блеск и нищета библейской критики».