Моисей: сквозь время

Начальник безопасности добежал до сияния, остановился, что–то в нем разглядывая. Он обернулся и взглянул в темноту, в которой, замерев, продолжал стоять Инспектор. Лица Тэльмана разглядеть не удавалось, но Лем точно знал, что он охвачен волнением. Тэльман помахал рукой Лему, сказал что–то и сделал решительный шаг в сторону света. Мгновение – и Тэльман исчез.

Глава 27

Тэльман не возвращался. Лем напряженно следил за равнодушным сиянием, поглотившим начальника безопасности. Беспокойство поднималось откуда–то из глубины и теплыми волнами охватывало Инспектора, отражаясь нарастающей дрожью в руках. Он медлил, хотя в голове пульсировала мысль, горевшая, как назойливая красная лампочка, пыталась сдвинуть Лема с места. Даже не мысль, как четко сформировавшаяся идея, обрамленная точно подобранными словами, а совокупность интуиции, стремления удовлетворить любопытство, побороть страх и, наконец, предпринять хоть что–то.

Лем медленно двинулся вперед. Пыль постепенно оседала. Глаза почти перестали слезиться и дышать становилось легче. Инспектор остановился на расстоянии одного шага от пятна света на полу. Ему хотелось одновременно и заглянуть в эту белоснежную пропасть, от которой начинали болеть глаза, и остаться в тени. Лему казалось, что свет – это некая живая субстанция, от которой, если она прикоснется к нему, будет уже не спастись, и его затянет в неведомую белёсую пустошь.

Инспектор почувствовал дуновение, как бывает, когда стоишь у самой решетки вентиляции. Но это дуновение было иным – теплым, нежным, в меру влажным и несло в себе массу каких–то запахов. Как–то похоже пахнет в миниатюрном ботаническом саду, где листья и цветы всех растений испускают свой живительный сок, привлекая пряным и сладким ароматом насекомых. Ласковое дуновение будто несло в себе всю суть жизни.

Лем выдохнул и решительно, твердой поступью пошел на свет.

Яркость усиливалась и вызывала нестерпимую боль, так что Инспектору пришлось прикрыть глаза ладонью и смотреть на свет сквозь пальцы. Он споткнулся обо что–то твердое, что как ему показалось, разлетелось при этом на куски, рассыпалось, развеялось. Лем так и не понял, чем это было. Свет разрастался и разрастался, становясь теплея, обдавая жаром кожу, и, наконец, проглотил Инспектора, выплюнув в огромное до головокружения пространство. Лем зажмурился и замер в напряжении, как гитарная струна. Дуновение, которое он ощущал ранее, стоя в нерешительности в своем мнимом укрытии, стало сильнее. Оно обнимало его целиком, проникало под одежду, охлаждало мягкими поцелуями кожу. Из глубины памяти на поверхность всплыло слово «ветер».

Оглушенный гаммой новых ощущений, Инспектор медленно и нерешительно убрал руку от лица. Он щурился, испытывая жгучую боль в глазах; всматривался сквозь пелену слез в окруживший его новый мир.

Лем увидел начальника охраны. Тот стоял на коленях, на ярко–зеленой траве, и возносил руки к бездонному куполу, висящему высоко–высоко над головой. Тэльман что–то кричал, но ветер уносил обрывки его слов в леса.

Инспектор поднял голову вверх, уставившись в глубокую синеву, которую то тут, то там разбавляли ряды пушистых облачков. Горячая звезда озаряла пространство планеты сиянием своей бушующей энергии и согревала ему лицо, шею, плечи. Даже ноги сквозь ботинки ощущали её жар.

Лем опустил голову. Глаза разбегались от многообразия и бесконечности раскинувшегося пейзажа. Зеленеющий луг, усыпанный ромашками, незабудками, колокольчиками и иван–чаем, разливал в воздухе пряный нектар, на который к ним слетались всевозможные насекомые. Кое–где небольшими рощицами росли высокие–высокие деревья. Березы, клены, тополи тянулись к звезде своими листочками, трепеща и восхищено перешептываясь на ветру. Рощицы уходили далеко вправо, и на горизонте сливались в густой лес. Оттуда доносилось пение птиц. Их совершенно не было видно, но их деловую болтавню Лем слышал четко. Он улыбнулся этой чудной перекличке.

Далеко у горизонта по левую руку Инспектора небосвод подпирали высокие параллелепипеды, сверкающие отблесками отраженных лучей. От них исходил какой–то гул, похожий на жужжание пчел в улье. Это был город. Населенный людьми, живой город из камня и стекла. Город технологий. Город светлого будущего. Лем всматривался в слепящее его сияние и на глаза его навернулись слезы. В груди заныла какая–то старая, знакомая боль. Он как будто уже переживал это чувство однажды… давно… когда читал книги или смотрел фильмы. В них люди жили в больших городах, ездили на автомобилях, летали на самолетах, лежали на траве, плавали в море, загорали под теплым излучением своей звезды. Люди жили!