Первые дни Магрубет порывался броситься вдогонку за фараоном, но Аарон был все время рядом. Как только его брат-лев начинал учащенно дышать, скрипеть зубами и хвататься за кинжал, он сразу принимался рассуждать вслух, что уж теперь-то дни фараона Яхмоса сочтены, что, заранее разузнав все ходы и выходы во дворце, можно будет пробраться к нему в самый подходящий момент, что после своей победы он будет праздновать, забыв всякую осторожность. Магрубет всякий раз обрывал Аарона, говоря, что уже слышал это. Тогда Аарон стал твердить о том, как опасно было бы сейчас пытаться приблизиться к Яхмосу в военных условиях, в окружении вооруженных до зубов людей, когда он каждую минуту может ожидать вражеского лазутчика. С этим, видно было, Магрубет молча соглашался.
Потекли дни жизни среди хабири.
Ходили с Аароном в район большого фараонова строительства. Там на грубых тяжелых работах были заняты все мужчины племени. Договоры с египетскими начальниками заключали старейшины. Они же получали плату и раз в три дня наделяли ею всех по своему усмотрению. Еду в полуденный перерыв раздавали фараоновы надсмотрщики. Рядом, но всегда отдельно, находились египетские мастера, выполняющие тонкие работы, требующие искусства и умения. Это вызывало недовольство или, скорее сказать, зависть многочисленных хабиреев. Едва ли кто из них умел держать в руках хитрый египетский инструмент, но все они дружно проклинали свой нелюбимый труд. Со злобой и любопытством взирали они на искусных египетских мастеров, работающих неторопливо и как будто даже с прохладцей.
Несколько дней подряд Магрубет простоял возле двух художников, высекавших на камне рисунок. Камень был большой, гладко обтесанный и с нужной стороны отшлифованный идеально. Старик и молоденький юноша трудились удивительно слаженно и единодушно. Сперва сидели на песке, уткнувшись вместе,
в кусок папируса, затем старик намечал углем на гладкой гранитной поверхности, а юноша переносил с папируса весь рисунок. Однако чего-то ему не хватало на этом листке. Вот он нарисовал на камне слева цветки лотоса, вот справа — парящего в воздухе сокола с раскинутыми крыльями, внизу — ползущего навозного жука-скарабея, а в центре оставил пустое место и надолго задумался. Старик не мешал ему, ждал, что родится в его голове. Вот художник поднял голову и стал оглядываться кругом, словно пытаясь что-то найти. Взгляд его остановился на фигуре Магрубета. Пристально вглядевшись в его лицо, юноша словно вдруг понял что-то важное, быстро повернулся к камню и принялся рисовать девочку-подростка с лютней-ноферт в руке. Девочка эта была Нафехерет, дочка Хурисепа.
Холод прошел по спине Магрубета. Как этот сопливый, тщедушный египтянин проник в его мысли? Что за наваждение! Он окликнул Аарона и поскорее пошел прочь.
Весь день был испорчен. Разделяя чувства рабочих-хабиреев, Магрубет также с неприязнью посматривал на обособленно работающих египтян. Юная Нафехерет не шла из его головы. На следующее утро он снова отправился поглядеть на работу художников.
Старик и юноша трудились неотрывно, молоточки их дробно стучали, оба прямо-таки прильнули к гранитной глыбе, поставленной слегка наклонно. Магрубет терпеливо ожидал, когда молоденький мастер наконец отодвинется в сторону, чтоб взглянуть на изображение. Сомнений быть не могло — это был образ Нафехерет, постепенно проступающий из камня.
Когда работа была окончена, несколько важных чиновников пришли принимать ее у старика и юноши. Они долго топтались кучкой, шумно о чем-то разглагольствовали, кивали головами, по-видимому в знак одобрения, и тыкали пальцами в сторону девушки с лютней. Магрубет стоял поодаль и с непонятной самому ненавистью смотрел на этих египтян, с трудом дожидаясь, когда они все уйдут от Нафехерет. Дождавшись наконец, он сам приблизился к камню, присел рядом и стал смотреть на удивительное изображение.
Девушка, почти подросток, лет тринадцати, плясунья-певица, ноферт в ее руках, худенькое, гибкое, как стебель водяного цветка, тело, острые кончики сосцов, полудетских, полудевичьих, вся нагота прозрачно сквозит через струйчатые складки тончайшего «царского льна», «тканого воздуха». Лицо стыдливо и задумчиво, нет улыбки на губах, невинно сомкнутых, но вся она — улыбка божественной прелести-благости, улыбка-ноферт. Это была Нафехерет! Спутать ее невозможно было ни с кем, даже, наверное, с родной сестрой. Это была Нафехерет, какой он ее оставил тогда… небрежно отстранил, поспешно покидая дом.
В странном состоянии, без мыслей, без желаний сидел Магрубет и смотрел на камень. Когда он оторвал от него взгляд, то увидел, что день прошел и было почти темно.
Хабири работали вынужденно-добровольно. Фараон ничем больше не разрешал им заниматься, хотя и на стройку не гнал их принудительно. Решали сами старики, сколько людей каждый день отправлять на работы. Расчет здесь был очень тонкий. Нужно было давать прокормиться людям племени, но в то же время оставлять доход и себе.