Мойте руки перед бедой

Тем временем Сергей Ильич уже закончил приготовления к трапезе, хотя назвать таковой её можно было с большой натяжкой. Первым делом Полковник надел привычную маску Сёдзё, потом долил ещё спирта в стакан и сделал ещё одну попытку не остаться в одиночестве в своём скромном застолье: «Так значит, не будешь?» – обратился он к Тимофею Ивановичу, опять получил отказ и задал тот же вопрос Свистунову. Семён Семёнович даже не удостоил его ответом. Босю Сергей Ильич проигнорировал.

Полковник опрокинул стакан в рот и громко крякнул от удовольствия. Корочка хлеба по-прежнему оставалась в полном распоряжении таракана. Сергей Ильич ядрёно крякнул три раза, он достал баян и принялся беспорядочно нажимать на кнопки, сдвигая и раздвигая мехи. Инструмент отзывался жалобным недовольством, постепенно его возмущение становилось всё более решительным, громким и гармоничным. Наконец музыкант внял стону баяна, в очередной раз сдвинул мехи и снова заорал песню Ю. Антонова: «Зажигает листья – свечи золотистой попой!» Полковник вскочил на ноги и, азартно приплясывая, продолжил:

Подарю тебе я вечер,
Самый настоящий.
Чтобы звезды в нем …

В этот момент ему внезапно стало плохо, и позывы к рвоте остановили его блестящее выступление. Однако Семён Семенович был готов к такому повороту событий и быстро вытащил из-под кровати специально приготовленное для того случая оцинкованное ведро. Подставил его в хлам пьяному соседу по палате, и тот упал перед ним на колени, опустил туда голову по самые уши и заорал: «У-у-у! У-у-у!!» Развернулся к ведру ухом, приложил палец к губам и прошипел: «Т-с-с-с. Тихо. Я эхо слушаю».

Разозлённый Свистунов пнул под зад трясущегося Полковника и крикнул:

– Ах, ты ж, козёл! Я думал он рыгать будет, а он, видите ли, эхо слушать собрался!

– Неа! Я честно! Случайно… – бессвязно завопил Сергей Ильич, вскочил на ноги и стремительно выбежал из палаты. Ему действительно стало плохо, и надо было успеть в туалет до извержения содержимого из недр желудка. Путь в подвал, где находился санузел, предстоял немалый, гораздо длиннее, чем расстояние от желудка до ротового отверстия.

Полковник бежал быстро, но не успел. Уже перепрыгивая через две ступени по лестнице в подвал, он прижал ладонь к губам, чтобы хоть как-то задержать поток рвущейся наружу жижи. До унитаза он не дотянул, и ближайший угол в санузле вынужден был приютить непереваренную «шрапнель».

Сергей Ильич подбежал к жестяному шкафчику, в котором хранились принадлежности для работы уборщицы, опёрся одной рукой о стену, как можно ниже наклонил голову и выплеснул наружу дробины каши, сдобренные спиртом, желудочным соком и жеваным хлебом. Мгновенно протрезвевший мужчина тужился так, как будто поставил себе задачу вывернуть наизнанку желудок и изрыгнуть его из себя. Полковник, казалось, вошёл в азарт, топал ногами и отбивал поклоны, с каждым судорожным позывом наклоняясь всё ниже и ниже. В конце концов он стал биться лбом о стену, но сам этого не замечал. Потом вдруг громко крикнул: «Э-э-х!», отчаянно сорвал с себя тельняшку, вытер ею рот и швырнул в угол прямо в отвратительную жижу.

Процесс закончился так же резко, как и начался. В туалете воцарилась полная тишина. Сергей Иванович крякнул, смачно сплюнул прямо в свои испражнения, вытер локтем окровавленный лоб, затем двумя пальцами поправил тельник так, чтобы блевотины не было заметно и пошёл в душевую. Не снимая трико, он включил воду, сунул на несколько мгновений голову под струи холодной воды, и на этом освежающая процедура закончилась. На лице страдальца возникла маска «Ясэотоко» – измождённого мужчины.

Когда Полковник вернулся в палату, там царили покой и безмятежность. Бося спал, накрывшись с головой одеялом. Семён Семенович, лёжа на кровати, что-то увлечённо писал в тетради. Таракан Аркадий сидел на краю блюдца и настороженно наблюдал за происходящим. Свистунов в свою очередь старался не тревожить доброе насекомое. Тимофей Иванович всё так же читал книгу на подоконнике. Это было самое светлое место в помещении. Врачебного обхода так и не случилось.

Вполне благополучное отделение. Чисто одетые и относительно сытые больные получали своевременное лечение, почти добропорядочные и грамотные врачи поддерживали спокойную атмосферу; не совсем устроенный быт не мешал тихому существованию граждан и течению размеренной жизни больницы. Новое медицинское оборудование и квалифицированные доктора давали надежду на скорое выздоровление, хотя покинуть стены лечебного заведения никто из больных особо и не стремился. Обитатели предпочитали спокойствие и небогатую сытость в больнице свободной, но суетливой жизни вне её пределов.

6

7 мая 1898 год, село Шушенское Красноярского края