Мокрое дело водяного

Я молча вошла в особняк. Дегтярев много лет занимал пост начальника, это отразилось на его поведении в семье. Александр Михайлович обожает всеми руководить, но он ничего не делает самостоятельно. Иногда, уезжая утром куда-нибудь, полковник говорит Марине:

– Надо приготовить ужин.

– Хорошо, – кивает жена, которая уже накрутила мясо на котлеты и собралась их пожарить.

И Дегтярев отправляется по делам в твердой уверенности, что без его указаний в доме ничего не происходит. Кто заправляет автомобиль толстяка? Я или Маша. Кто убирает его комнаты, стирает и гладит вещи, меняет постель? Домработница. Года два назад как-то утром я заглянула в кладовку, где хранятся наволочки-простыни-пододеяльники, и ахнула. Все было перемешано, валялось в беспорядке. Когда полковник спустился к завтраку, я осторожно осведомилась:

– Ты что-то искал в подсобке?

– Безобразие! – возмутился Дегтярев. – На мою подушку пролилось ночью какао. Я звал всех, кого можно, но никто даже не пошевелился. Отправился сам за чистой наволочкой. И что? Все лежит кое-как, ничего невозможно найти! Безобразие. Наведи, наконец, порядок в доме.

Так я узнала, что полковник лакомится по ночам сладким какао, что, конечно, способствует идеальной стройности его фигуры. Поэтому упаковка с шоколадным порошком была незамедлительно спрятана там, куда Дегтярев никогда не догадается заглянуть. Но с той ночи Александр Михайлович искренне считает, что он сам меняет белье на своей кровати и на койках всех членов семьи. Поэтому меня сейчас совершенно не удивили его слова о собственноручно написанном Федору эсэмэс. И уж точно не стоило говорить толстяку:

– Сообщение-то составила я.

Александр Михайлович уверен: если что-то получилось удачно, то это его рук дело. А вот если он сейчас споткнется о корень дерева и шлепнется, то ответственность за падение несу я. Почему? А зачем я ему в спину смотрела, глазами в лопатки толкала, идти мешала?

Глава двадцать третья

– Тридцать шесть и три, – объявил градусник, когда мы вошли в столовую.

– Ой, ой, – засуетилась Марина, – Сашенька, у тебя упадок сил!

– Глупости, – буркнул полковник.

– Температура понижена, – не успокоилась Марина, – надо срочно поесть, тогда энергия появится.

– Энн знает, как избавиться от градусника, – похвастался Гарик.

– Правда? – обрадовалась я.

Бранд сообщила:

– Я прочитала всю информацию об этом приборе для измерения температуры. Батарейка у него вечная!

Полковник, успевший сесть за стол, подскочил и повторил:

– Вечная?

– Тридцать семь и два, – пропело из живота Дегтярева.

Марина молитвенно сложила руки.

– Дорогой, не нервничай.

Полковник покраснел и процедил:

– Я совершенно спокоен.

– Тридцать семь и три, – отрапортовало сопрано.

– Зато теперь понятно, в каком состоянии находится Александр Михайлович, – робко заметила Нина, – он чуткая, нервная личность. Остро реагирует на любые раздражители, волнуется, и поэтому температура подскакивает.

– Глупости, – прошипел толстяк.

– Тридцать шесть и девять, – объявило сопрано.

– Хм, а сейчас показатель меньше, – удивилась Нина.

– Наверное, когда Саша волнуется, то теплеет, а если злится – остывает, – предположила Марина.

– Вечная батарейка просто название, – уточнила Энн, – она может работать примерно год. Подчеркиваю, работать. Время, когда термометр лежит в аптечке, не в счет.

– Мало кто постоянно пользуется градусником, поэтому батарейку редко меняют, отсюда она вечная, – влез в беседу Гарик.

– Да, – согласилась Энн, – но она не выдерживает температуры за сорок два градуса, выходит из строя.

– Надо нагреть Дегтярева! – предложил Гарик.

– Как? – поинтересовалась Нина. – Посадить его в горячую ванну? Или отправить в баню? Сауна в доме есть.

– Парилкой много лет никто не пользовался, – возразила я, – возможно, она уже не работает.

– Градусник в желудке, – уточнила Энн, – нужно довести его до предельного значения там. Выпить горячего…

– Чаю! – зааплодировала Нина и убежала.

Александр Михайлович насупился.

– Ладно, сначала я поем, а потом…

– Нет, нет, – остановила его Энн, – заливаем чай только в пустой желудок.

Дегтярев потянулся к пирогу.

– Не понял.

Гарик схватил тарелку, на которую полковник успел положить салат.

– Нельзя нажираться.

– Давайте будем вежливы по отношению друг к другу, – попросила Марина, – угощаться, откушать, поесть, отведать, трапезничать… Существует масса глаголов, «жрать» из них наиболее грубый.

Гарик сложил руки на груди.

– Александр Михайлович, тебе нельзя сейчас угощаться, откушать от пуза, отведать до рыгания, натрапезничаться по уши, нахлебаться, как поросенок, наесться, как удав!

Полковник исподлобья взглянул на подкидыша.

– Тридцать шесть ровно, – прочирикал термометр.

– Саша остывает, значит, он сердится, – промямлила Марина и ушла.

– Некоторые люди всегда убегают с поля боя, – констатировал Гарик.

– Если желудок будет полон, то мы не сможем нагреть источник энергии, – пояснила Энн, – пища помешает. Дядя Саша…

– Тридцать пять и восемь, – сообщил голос из живота.