В ответ Ларга обвинил читающую публику в филистерстве. Но больше всего его задело то, что люди с удовольствием приобретали сборник «легких и быстрых рецептов для гурманов» Марты Стюарт. В разговоре с Ларгой Марта назвала свою стряпню «элегантной простотой». Макс только рассмеялся, но на душе у него было горько. Ну, что понимают в элегантности домохозяйки где-нибудь в Коннектикуте или Нью-Джерси? Он-то поездил по миру, обедал в лучших ресторанах Европы! Знает вкус любого сочетания съедобных ингредиентов, известного кулинарам! Ему доводилось заказывать даже такое редкое блюдо, когда жареное утиное мясо продавливают через пресс, чаще используемый для приготовления обычного яблочного пюре, и то, что сцедится, подают в серебряной чашечке. Вот это действительно элегантно!
Ларга сверился со своими записями. Этот рецепт дал ему друг, знаменитый шеф-повар. А шеф-повара, по убеждению Ларги, только и заслуживают называться друзьями. Лишь они будут обращаться с тобой, как с особой королевской крови, задабривать дорогими винами и изысканными кушаньями. Имея таких друзей, ты окажешься среди избранных, в кругу посвященных. А в обмен от Ларги требовалось всего лишь сослаться на имя шеф-повара или название ресторана в своей еженедельной газетной колонке.
Он убедился, что сыр маскарпоне достиг нужной, комнатной температуры – самой подходящей для смешивания со взбитыми яичными белками. Ларгу беспокоило то, что сей ингредиент могут счесть слишком экзотическим. Не завернут ли его рецепте безапелляционной резолюцией: «Такого в Канзас-сити недостать!»? Он пожал плечами, решив, что до этого моста сначала надо добраться, а там он просто сожжет его за собой. Сейчас важнее узнать, получится ли по упрошенному рецепту съедобное блюдо. А после обеда наступит пора собираться на урок мастурбации.
Норберто ощущал себя в «хранилище» очень неуютно, а потому неохотно приезжал сюда и каждый раз старался убраться как можно быстрее. Не то, чтобы здесь действительно было неуютно. Наоборот, это был образцовый пригородный дом, целиком обставленный мебельным гарнитуром от Итана Аллена, и вообще, оборудованный и сданный «под ключ». Однако Норберто ненавидел сидеть на фирменных стульях, не высыпался на роскошной кровати и не мог избавиться от скованности в великолепных комнатах. Все здесь казалось ему нереальным, будто снилось. Дом являл собой воплощение грез любого мексиканца, живущего на
Этот район долины считался респектабельным и безопасным. Только Норберто не чувствовал себя в безопасности здесь, в Энсино. Ему мерещилось, что он торчит у всех на виду среди сплошь белых представителей богатой прослойки американского среднего класса, разъезжающих на элегантных внедорожниках, имеющих, как правило, не больше двух детей, и содержащих дома огромных псов. Он сам и Амадо представлялись ему, как две мухи на большом блюде с ванильным мороженым. Ему было неловко, когда общительные соседи ненадолго заходили в гости, приветливо здоровались и расспрашивали его, где он пропадал, чем занимался и тому подобное. На их месте Норберто постеснялся бы лезть в чужие дела. Подобные разговоры его очень напрягали, приходилось постоянно следить, чтобы не уклониться от вымышленной истории, которую Эстеван велел ему заучить назубок. Якобы Норберто и Амадо – двоюродные братья, владеют плантацией папайи на своем ранчо под Гвадалахарой и ездят по всем Соединенным Штатам, убеждая американский народ в превосходстве мексиканской папайи над гавайской.
Норберто меньше всего хотелось, чтобы его держали за какого-то долбанного торговца фруктами. «Мистер Мексиканская Папайя»!
Боба тряхнуло в последний раз, машина остановилась, и двигатель заглох. Он услышал, как открылась и хлопнула дверца. Боб напряженно ждал, что будет дальше. Послышался скрежет опускающейся створки гаражных ворот. Потом… наступила тишина. Черт подери, его просто оставили в запертом багажнике! Больше он не мог терпеть и от души пописал прямо под себя.