Мокрый сентябрь

Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, что в истории, публикуемой под таким заголовком, будет больше выдумки, нежели правды. Естественно, в газетах печатались взрослые сказки, которые взрослым и рассказывались. Но по какой причине? Что стояло за пустословием? Сомнений быть не может – коммерческий расчет. Броские заголовки просто напросто было проще продать. «Какой бред», – пронеслось в голове у Рима. «По всей видимости, вранью не будет и конца. Ложь родилась вместе с человеком, и будет жить, пока он не погибнет. Надеюсь, эта газета загнется раньше, чем наступит конец света». Мысль о том, что когда-нибудь «ПУЗЫРЬ» перестанут совать в почтовые ящики горожанам, одновременно и нравилась, и не нравилась Риму. Нравилась она тем, что люди больше не будут ощущать желчь, остававшуюся на языке от прочтения обложки. Раздел «Происшествия», естественно, автор которого предпочитал оставаться анонимным, сразу бросался в глаза наивному покупателю, и тот, заинтригованный, отдавал за экземпляр 50 рублей, если он не выписывал ее на дом. Не нравилась же она по причине того, что в газете были и другие страницы, на которых, порой, можно было найти колонку «продам» или «куплю», страницу с анекдотами, старыми, как мир, но вызывавшими ностальгическую улыбку. Был также и раздел «События», где постоянно выбиралась дата из прошедшей недели, и описывалось с ней знаковое событие. Главным образом, описывались моменты истории, происходившие с городком или в мире. А если подходящего праздника не находилось, просто писали: «УЛЫБНИСЬ, ЧИТАТЕЛЬ! С КАЖДЫМ ДНЕМ ЖИТЬ СТАНОВИТСЯ ВСЕ ЛЕГЧЕ!». Рим до конца не мог понять, к чему газета, лицо которой источало едкое зловоние, внутри себя так по-доброму, по-наивному, предлагает ему улыбнуться. В глубине души ему казалось, что это не более, чем фальшь, притворство, чтобы отвлечь читателя от самой сути, лежащей на поверхности, точнее, на самой первой странице «ПУЗЫРЯ». Крупного заголовка, за который хочется поначалу отдать 50 рублей, а затем, ознакомившись с содержимым, смачно подтереться нужной стороной, скомкать и выбросить в мусорную урну, отплевываясь, поклявшись более не брать в руки подобную брехню, а уж тем более и тратить на неё деньги.

Глава 4

Внутренний часовой пропищал, что пора бы возвращаться домой. Рим вскинул руку и развернул табло часов, вглядываясь в электронные цифры. Часы явно показывали ровно десять с двадцатью секундами. «Угу, а время-то уже не детское», – решил для себя молодой человек, и впервые за вечер усмехнулся. Подумать только, время не детское, да и он уже не ребенок, но домой все же стоило возвратиться. Кофе не подействовало, и веки постепенно прибавляли в весе, так что в этот раз вечер не затягивался до положенных одиннадцати тридцати. Стоит признать, что день выдался нелегкий: первую половину дня Рим помогал отцу в погрузке продуктов, оставшееся время он потратил на участке Эвелины, срубая толстые кукурузные початки с массивных стеблей и складывая их в тележку. Размеры початков поражали воображение: год выдался на удивление урожайным. Недостаток сил, брошенных сегодня на физический труд, очевидно, сказывался и на моральном состоянии юноши. Кровь в теле приливала к ногам, рукам, ноющим не от боли, а от испытанного перенапряжения, и в итоге до мозга доходило совсем немного. Тем не менее, он был в состоянии здраво рассуждать, по крайней мере, до этих пор. Рим предположил, что, приляг он сейчас на кровать, кровь бы сразу же равномерно растеклась по всему телу, заполняя пробелы, оставленные трудом, в том числе хлынув и в опустевшую черепную коробку. Мысль о кровати, мягкой и пушистой от гусиных перьев, начала манить, все сильнее с каждым разом. Знакомое чувство уже посещало Рима не один десяток раз: надо было отдохнуть, и тогда все пройдет.

Взгляд от газеты отцепился напрочь. Сконцентрировав один остаток сил на удержание кружки, а оставшуюся часть – на ходьбе, молодой человек в куртке не по размеру, словно робот, широкими шагами добрался до кофейной стойки, где дядя Кеша разглядывал в блокноте цифры, смазанные карандашом. Он держал его в руке, и, похоже, был увлечен странной, недавно приобретенной привычкой – им разглаживал волосы, отросшие до плеч и едва их касавшиеся. Сейчас он был больше похож на библиотекаря, нежели на столяра.

– Уже уходишь, мой дорогой? – спросил дядя Кеша, предварительно вскинув брови ко лбу, таким образом, создав на нем три морщины.

– Да, дядь Кеш, что-то я устал за сегодня. Надеюсь, в следующий раз я буду более разговорчив, – пробормотал всухую Рим. По голосу было сразу понятно, что к чему, так что бариста спрятал удивление со своего лица.

– О, обо мне не беспокойся, Рим. Я не заставляю тебя говорить каждый раз, когда ты сюда приходишь, верно? – Он вдумчиво всмотрелся в цифры, начирканные птичьим почерком, почесал карандашом затылок. Вскинул глаза на Рима. – Иди, отдыхай, чего стоишь? Разрешения просить у меня не обязательно.

– А, да, хорошо. Думаю, я начинаю засыпать на месте.