— Домашняя… — пьяно тянет, улыбается, толком неспособный сфокусировать взгляд. — Мягкая, — проводит рукой по рукаву халата. Упирается другой в стенку у моей головы. Что-то смутно знакомое в его поведении. Утыкается лицом в область шеи и горячо выдыхает. Мурашками по коже… Но не от удовольствия.
— Кир, отвали, — слабая попытка оттолкнуть. Тело хреново слушается. Пережившее бурю накануне вкупе с успокоительными, сонливостью и усталостью. Только ему сейчас и море будет по колено. Напирает. Пытается вдавить собой в стенку.
— Как же я хочу тебя, — бормочет, упираясь грудью в мои руки. Но он мужик и значительно сильнее, даже в таком состоянии.
— Кирилл, мать твою, отлепись от меня, — голос сам не свой. Мертвый. Шипящий. Ядовито-злой.
— Сколько можно меня динамить, детка? Ты же все видишь. Видишь и игнорируешь. Сводишь в шутку. Считаешь забавным, что я как ручная собачка, — психует, но отстраняется. А я просто молчу. Не удивленная его выпадами.
— Зачем, Лина? Какого черта ты творишь? — в глазах, помимо пьяного безумия, что-то более страшное. И мне это не нравится. Абсолютно точно не нравится. — Я бы дал тебе все. Все, что у меня есть! — всаживает кулак в ни в чем неповинную стенку. Стоит на ногах куда более уверенно.
— Иди проспись, — без эмоций бросаю в ответ. Бессмысленно спорить или пытаться переубедить и успокоить.
— Я хочу тебя! Вопреки всему. Вопреки логике. Знаниям. Да всему, мать его. Всему!!! — поднимается на крик. Немного пугает. Моя запоздалая реакция обусловлена все тем же.
— Я тоже много чего хочу, — слишком тихо, чтобы он услышал.
— Почему именно он? Почему мой брат? Всегда. Всегда, черт побери, он! А Кирилл поймет. А Кирилл забудет и смирится. Переболеет. Перестрадает. Перетрахает полгорода.
Минутка биографичного дебилизма. С трудом понимаю, о чем он. Хочу просто закончить это дерьмо сию же секунду. Потому что мое спокойствие дает уродливые трещины. А еще одну волну истерики я не осилю.
— Почему я люблю всегда тех, кому на меня все равно, а, Лина? Почему? — ответ ему вряд ли нужен. — Молчишь. Зареванная как малолетка, которую впервые бросили. Хреново тебе, да? А мне, думаешь, лучше? Видеть, как ты пломбиром таешь от его рук. Зная, что он трахал тебя в этом гребаном туалете сегодня. Слыша твои стоны через тонкую стенку. Стоя возле дверей и умирая с каждой минутой. — Стыда нет. Если, конечно, он именно его пытается вызвать. Сожаление, мелькнув где-то на задворках, растворяется. Это все сугубо его проблемы. У каждого из нас свои проблемы. И никто никому ничем не обязан.
— Я хочу спать. Я устала. Тебе лучше уйти, — почти примирительно. Почти. Выходит скорее сухо и даже грубо.
— Черта с два я уйду сейчас. Черта с два, Лина! Ты нужна мне. Пусть всего раз. Просто почувствовать твое тело. Узнать, каково это — быть с тобой. Пусть это и убьет меня по итогу. Я не могу больше терпеть. Ты всю душу мне отравила. Этими глазами, словно пепел. Холодными. Искрящимися только рядом с ним. Губами, которые сейчас в корочках. Искусанными и пухлыми. Ты знаешь, сколько раз я представлял их на своем члене?
— Просто закрой свой рот. Закрой и свали, прошу тебя, — резко. Хлестко. Мне противно от его слов. Дурно. Озноб возвращается, вспышками пробуждаются эмоции. Нет… Пожалуйста, нет.
— Я люблю тебя. — Пожалуйста, нет. Господи, если ты, черт возьми, существуешь, я умоляю, НЕТ. Не дай мне снова рассыпаться морально в данную минуту. Помоги. — Я с ума схожу. Просто дай мне одну ночь забыться с тобой. Всего одну, и, возможно, я смогу с этим справиться, — мольба. Отчаяние в пьяных карих глазах. Подрагивающие руки на моих плечах.
Пользуюсь моментом. Выталкиваю стремительно за дверь, успев открыть ту чудом. Слышу, как он что-то кричит и пытается скрестись обратно. Стою, жду. Дрожу. Глушу внутри бурлящий винегрет чувств и эмоций. Неужели того, что произошло, было мало для одного дня? А? Маловато, да? За что, мать его, мне все это на мою несчастную голову?
Слыша удаляющиеся шаги спустя минут пятнадцать-двадцать, иду курить на кухню. Не чувствуя горечи. Ничего не чувствуя физически. В абсолютном раздрае. Совершенно без сил. С тщетной надеждой, едва заметно тлеющей, что завтра будет лучше. Нужно просто уснуть. Просто уснуть. Пожалуйста. Сейчас. Немедленно.
Глава 23
Что мы имеем? Два брата. И не отходя далеко, признаем сразу, не пытаясь утаить занятный факт, что они чертовски сексуальны. Оба. Но… Всегда ведь есть гребаное «но», верно? И в данном случае оно весомее некуда. Я люблю старшего из братьев, в то время как меня любит младший. Какое-то убогое неправильное уравнение не имеющее решения. Клубок, который распутать нельзя. Просто нельзя и все. Его или сжечь нахрен целиком, или разрезать ножницами. Либо же пытаться, прилагая воистину огромные усилия, чтобы выловить ту самую нить, и обрезая все ненужное, следить и бережно ее хранить от острых ножниц и резких движений. Разрезать все… ради нее единственной — тонкой нити, но целой, крепкой и не спутанной с остальным проклятым клубком.