Молчаливое горе: Жизнь в тени самоубийства (фрагменты из книги)

У меня было какое-то предчувствие. Я выносила мусорное ведро и увидела, что окно гаража запотело. Я поняла, что там кто-то должен быть — человек или животное. Затем я услышала, как работает мотор машины, и у меня появилось плохое предчувствие, я побоялась открыть дверь и побежала будить Патрицию.

Патриция подхватывает рассказ. Как у многих людей, переживших суицид близкого человека, детали самого события остаются для нее смутными, даже спустя два года.

ПАТРИЦИЯ:Я до сих пор не могу вспомнить, кто открыл дверь. Не знаю даже, как я вышла из своей комнаты — как добралась от постели до гаража. Я не была уверена, поскольку в ее комнате наверху работало радио. Я боялась смотреть перед собой.

Обе сестры (тогда им было восемнадцать и двадцать один) остолбенели. Ничто из их предыдущего опыта не подсказало им, что нужно выключить двигатель машины, в которой лежала их мать, отравившаяся угарным газом. Они вызвали «скорую помощь» и полицию.

ПАТРИЦИЯ:

Мы знаем многих полицейских в нашем районе, они очень нам сочувствовали. Но по долгу службы все же должны были фотографировать, спрашивать, кто нашел тело, и все такое прочее. Один из них явно нервничал, он просто сидел у нас и молчал. Он не знал, что делать и что сказать.

В других случаях полицейские не «сидят». Многие люди, пережившие самоубийство близких, рассказывали, что детективы тратили много времени в поисках улик «преступления»; они не принимали — или не могли принять — на веру рассказ о самоубийстве. Одна женщина говорила, что квартира ее дочери оставалась опечатанной целый месяц, пока полиция расследовала версию возможного убийства. Полицейский допрос близких часто приобретает жесткий и обвинительный характер.

Одной из причин неполноты статистических данных по самоубийствам является то, что в случае многих смертей — от огнестрельных ранений, дорожных происшествий, отравлений наркотиками — не всегда ясно, намеревался умерший покончить собой или нет. Судебные эксперты и полиция, семья и друзья нередко сходятся во мнении, что избежать позора и других неблагоприятных последствий легче, если назвать смерть несчастным случаем. Это имеет значение не только для страховых компаний, выплачивающих страховку, но и для всего дальнейшего хода событий. Члены семьи должны решить, придерживаться ли им этого отступления от реальности в будущем или затем изменить свою версию происшедшего.

Иногда смерть не наступает сразу; родственники отправляют близкого в больницу и ждут, что же будет дальше. Марта была на работе, когда ее сестра позвонила из Флориды и сообщила, что их мать совершила попытку самоубийства, выпив бутылку едкого чистящего средства.

МАРТА: Я помню, что была потрясена и находилась на грани истерики, думая, что мне нужно добраться туда, а перед этим связаться с мужем. Я просто была готова прикончить оператора на телефонной станции. Она все время повторяла: «Номер занят». Наконец, одна из секретарш все же дозвонилась до мужа. Я не помню перелет и думаю, что была в состоянии шока. Я не могла поверить, что это случилось; я боялась, что она умрет до того, как я доберусь туда, и я не смогу повидать ее и поговорить с ней.

Для некоторых потрясение бывает двойным: одно — это сама смерть родителя или другого близкого человека; другое — обнаружение, иногда случайное, того, что она наступила от самоубийства.

Реакция людей, не принадлежащих к семье, теперь становится важной для близких покойного, которые борются за то, чтобы обрести какое-то равновесие в жизни. Друзья и соседи, начальство и подчиненные, несомненно, влияют на наши чувства в отношении самих себя и случившейся смерти.

Некоторые люди, пережившие суицид своих близких, говорят: