Молчаливое семейство

Разумеется, составлено и генеалогическое древо Валленбергов. Неизвестно лишь, чья это заслуга – самих банкиров, пожелавших поподробнее познакомиться со своими предками, или неутомимых историков этого клана, действовавших на свой страх и риск. Неизвестно и то, до какого колена на самом деле докопались специалисты. Широкой же публике представляют в качестве основателей нынешнего семейства Валленбергов братьев Якоба и Маркуса, живших во второй половине XVIII века, в памятную «густавианскую эпоху», когда стокгольмский королевский двор пытался соперничать с Версалем, а сотни, тысячи, десятки тысяч шведов погрязали в нищете, умирали от голода и туберкулёза, бродяжничали и побирались.

Впрочем, Маркус и Якоб носили фамилию Валльберг, которую позднее по ведомым лишь им причинам они видоизменили, добавив к ней лишний слог. Они не принадлежали к числу обездоленных, но были далеки и от столичной знати. Искатель приключений Якоб Валльберг впоследствии прославил своё имя рискованным в те годы путешествием на судне «Финланд» в Ост-Индию, и даже не столько самим путешествием, сколько описанием его в небольшой книжке «Мой сын на галере», которую иные современные шведские литературоведы относят к числу наиболее выдающихся произведений той эпохи. Трудно судить, с какой точностью установлено его авторство. Ведь книжка вышла анонимно. Якоб был пастором и, как говорят теперь, не осмелился поставить своё имя под чисто светским литературным трудом.

Маркус тоже был священнослужителем, и перед ним открывалась устойчивая карьера. Однако карьеру сделал его сын – тоже Маркус. Он прославился не литературными упражнениями, как дядя, а тем, что служение церкви успешно сочетал со служением Маммоне, делом богопротивным с точки зрения христианской догмы (вспомните изгнание менял из храма!). Это не помешало ему стать епископом в городе Линчёпинге. Он и впоследствии весьма энергично занимался выгодными деловыми операциями, в частности в ходе строительства Гёта-канала, которому придавалось общенациональное значение, но который на самом деле был призван служить в первую очередь интересам шведских купцов, жаждавших заполучить более дешёвый и более надёжный водный путь из Балтики в Северное море.

Когда оборотистый линчёпингский епископ скупал земельные участки по берегам Гёта-канала и налаживал – к своей выгоде, разумеется, – судоходное движение по каналу, никто ещё и не подозревал, что прямой его потомок станет основателем частного банка, которому суждено будет войти в число крупнейших финансовых учреждений современной Швеции. Время линчёпингского епископа было, так сказать, временем первоначального накопления капиталов семейством Валленбергов. Эпоха банков наступила позднее.

Капитализм пришёл в Швецию с запозданием по сравнению с другими странами Западной Европы. Шли уже 50-е годы прошлого столетия, когда на верфях Вифставерфт загремела первая паровая лесопилка, а в текстильных мастерских появились первые прядильные машины. Это было вещественное выражение новых социальных отношений, бросивших под откос истории патриархальную Швецию и заставивших её приспособляться к новым отношениям в обществе, главным законом и движителем которого становились прибыль, капитал, акции. Приспосабливались к этим отношениям дельцы старого типа, приспосабливалась власть. Была прокламирована свобода хозяйственной деятельности, отменены ограничения в торговле с зарубежными странами, принят закон, уравнивающий мужчин и женщин в наследственных правах.

Шведские историки называют этот период «эрой либерализма». Но либерализм этот фактически распространялся лишь на узкий слой богачей, жаждавших повыгоднее применить свои капиталы. Тогдашние шведские радикалы легко удовлетворились отменой закона о запрещении газет и обещанием реформы сословного риксдага, готовившейся, кстати говоря, ещё долгие годы. Что же касается тех, кто гнул спины за новыми машинами в прядильнях и махал топорами на лесоразработках, то в их жизни не произошло заметных перемен. Та же бедность, то же полуголодное существование, те же бесправие да телесные наказания для поднимавших голос протеста против этих порядков.

В одну из зим «эры либерализма», сулившей так много удач предпринимателям, а если быть точным – в феврале 1856 года, сын линчёпингского епископа, отставной военно-морской офицер, а в ту пору уже заметный политик, подвизающийся в частном предпринимательстве, или, скорее, предприниматель, увлёкшийся политикой, Андре Оскар Валленберг и выдвинул план создания крупного банка. Нельзя сказать, что подобная идея явилась ему случайно. Банковское дело давно привлекало Андре Оскара. Он поднакопил уже кое-какой опыт на этом поприще, будучи одним из основателей так называемого «Филиала банка в Сундсвалле». Но узкое поле деятельности провинциального банка его не устраивало. Нужно было основать финансовое заведение в столице, где вершились миллионные сделки, заключались наиболее крупные, выгодные подряды.