Молчаливое желание

— Лжёшь! — закричал Яков. Охваченный страхом разоблачения, мужчина схватил нож и всадил в грудь Самуилу. Краткое “Ох” вырвалось у поражённого мужчины. Моряк обеими руками схватился за рукоять ножа, застрявшую в груди. Силы стремительно покидали его, и потому нож так и остался в груди Самуила. Мужчина скатился со стула на пол.

“Лишат сана…

Мерзавец…

Тебе конец…”

Лужа крови разрасталась, а глаза, ещё недавно горевшие огнём справедливости, потухли.

“Что же я наделал? Это конец! Это грех! Зачем? Я убил его! Зачем?!” — кричал Яков, испугавшись собственных действий.

В этот момент дверь открылась и в дом вошла Эдна с накрытой корзинкой, чтобы как можно дольше сохранить купленный кусок мяса. От увиденного, девушка уронила корзинку.

“Эдна. Я не убийца. Я не хотел!” — жалобно простонал Яков. — “Я испугался. Это ты виновата. Ты всё ему рассказала…”

Эдна взглянула на священника. Она не скрывала своих подступивших слёз.

“Эдна, прошу тебя,” — священник подходил к ней, а голос становился грубее. — “Ты не должна никому об этом говорить. Видишь, как плохо открывать тайны.”

Эдна пятилась назад, обратно к двери.

“Эдна. Мне страшно! Эдна!” — кричал священник, однако девушка убежала из дома, не оглядываясь. Яков не смел шелохнуться, чтобы догнать её, остановить. Он понимал, что это конец.

Эдна вернулась и привела с собой дежурящих по городу. Отца Якова нашли на том же самом месте перед телом убитого Самуила. Священник не пытался бежать. На все вопросы, касающиеся убийства, он отвечал, что убил моряка из-за того, что Самуил потребовал обратно свои деньги.

Новость о случившемся настолько повергла народ в шок, что местной полиции пришлось защищать священника от местного самосуда. Долгое время Яков сидел в подвальном помещении, время от времени выходя на допросы.

Дело было весьма необычным: ни разу не было ещё такого случая, чтобы священник убивал человека. Из-за сана Якова долгое время никто не мог вынести подходящий приговор.

Однако на очередном допросе наконец-то тронулся лёд. Яков, как обычно, пришёл в сопровождении стражи и, не сопротивляясь, сел на скамью. Перед ним находился пьедестал, на котором сидели шесть представителей правосудия. Среди них был представитель от епископа. Увидев его, Яков понял, что письмо Самуила дошло.

“Теперь это точно конец.” — прошептал про себя Яков.

Он не слушал, что зачитывали судьи, ведь это происходило уже много и много раз. Одно и то же. Нож в сердце. Местный житель. Престарелый отец. Конфликт. И каждый раз судьи откладывали приговор.

Но на этот раз всё изменилось. После цитирования одного и того же положения дел представитель епископа понял перед собой исписанный лист. Это было то самое письмо Самуила. Только отдельные фразы доходили до сознания Якова:

“Возможно это стало причиной убийства…

Подсудимый лжёт о причине…

Совращение…

Нарушение закона…

Грех…

Написано убитым за день до его смерти…

Необходимо подтверждение написанных слов…

Приведите её!”

На этом месте взгляд Якова устремился на отдельно стоящий маленький пьедестал. На него, при сопровождении стражи, зашли Эдна и сестра Александра. Девушка была напугана, а монашка держала её за руку в знак поддержки. Казалось, Яков потеряет сознание. Тем временем голос представителя епископа продолжал:

“Только что мы зачитали письмо убитого….

Вы лично знали его…

Это правда?”

Эдна, повернув голову к Якову, утвердительно кивнула. После этого сестра Александра сразу же отвела Эдну в дальний угол, подальше от посторонних взглядов.

“Мы оглашаем вердикт…

Немедленно лишить сана…

Завтра…

Выносить приговор перед народом…

На площади…

Судить как обычного человека…”

Якова увели в его камеру. Вот и всё. Завтра состоится окончательное слушание. Но мужчину это не пугало. Он знал, что скорее всего его лишили сана для того, чтобы казнить. Он не боялся смерти. Его пугало другое. Он будет таким же, как и все.

“Я теперь никто. Так же, как и они. Таким же грязным, голодным, рано умирающим. Что теперь отличает меня от них, этих жалких существ? Ничто! Я не смею терпеть подобное унижение! Я так долго к этому стремился!

Они будут все там. Эдна будет улыбаться. Эдна. Эдна. Энн. Явно весть обо мне дошла до её ушей. Если она жива, то явно приедет из другого города, чтобы посмотреть на очередной мой позор! Ни за что! Я лучше всех их! Они меня обожали! И если бы не этот случай, то и дальше бы ни о чём не подозревали! Тупоголовые овцы!

Не позволю! Не позволю выйти к ним как простой человек! Ни за что!”

На этих мыслях он разбил посудину, в которой ему приносили еду, и, взяв осколок, стал вспарывать себе вены.

На следующий день, когда площадь наполнилась местными жителями, на помост вышел один из судей и проговорил:

“Заседание отменяется. Обвиняемый сам выдвинул себе приговор. Вчера вечером он вспорол себе вены.”

Недовольный гул народа разошёлся по всей площади — все хотели видеть собственными глазами ужас на лице бывшего священника.

“Хотя так, этой собаке, и надо. Нечего ему устраивать пышные проводы на эшафот. Много чести для обычного человека.” — проговорила одна из местных жительниц.