Молчаливый гром

Шарроку предстояло глубоко исследовать предвыборные тенденции в течение примерно еще полугода, перед тем как выйти с рекомендациями относительно шансов Джиордани и Хупера. Тем временем следовало проанализировать каждую деталь феномена Рекарда, следя за тем, чтобы, по выражению Йохансена, «все были сыты».

Шаррок подсадил Сюзан в свою машину у ее офиса на Уолл-стрит. Ее волосы были зачесаны и схвачены сзади, а строгий серый костюм скрывал линии бедер и груди.

Они поговорили о ценах на золото. Сюзан стояла на своем: рынок — в преддверии катастрофы, он скоро лопнет, и все пойдет прахом. В том числе доллар…

Шаррок, усмехнувшись, заметил на это, что сейчас конец пятницы, впереди уик-энд и по крайней мере до понедельника можно дожить, не особенно беспокоясь о курсах валют и ставках кредитов.

Он потрепал ее по плечу. Она инстинктивно отпрянула, затем улыбнулась и стала человечнее.

Шаррок любил коктейли на Манхэттене, ужин в современном ресторане, потанцевать там, где его знают, и — назад, в номер, где ждут шампанское «Дом Периньон» в ведерке со льдом, осетровая икра и крекеры, ванна «жакузи», [15]ну и постель, просторная, как сценическая площадка.

На этот раз все было не так. Сюзан заявила, что не желает ехать ни на ярмарку, ни на джазовую площадку в Гринвич-Виллидж, ни пить фруктовые соки с мороженым, а пусть-ка Шаррок возьмет курс в «Ниппон сосайети» на лекцию.

На лекцию! Шаррок просто взвился. Но если имеешь дело с женщинами, как Сюзан, лучше слушаться их, пусть командуют и наслаждаются своей силой — до поры.

Фирма «Ниппон сосайети» располагалась в доме, где некогда фанфаронил клуб джентльменов английского стиля. Кожаные диванчики, камин из грецкого ореха и прочие предметы мебели выглядели реставрированными древностями. Стены были когда-то расписаны фресками на охотничьи сюжеты. Теперь тут висели росписи по шелку и дереву, традиционные японские гравюры, Дзэн-рисунки, изображающие обезьян и змей.

Главным развлечением, мрачно констатировал Шаррок, была беседа: «От рисовых полей до роботехники — эволюция общественно-экономического уклада в современной Японии». В программе были выступления двух японцев и американского журналиста, прожившего в Японии пять лет. Аудиторию составляли какие-то скучные люди. Были здесь и японские бизнесмены, готовые, вероятно, на что угодно, лишь бы произвести впечатление на своих боссов.

— Эдзаки — светлая голова, — сказала Сюзан о ком-то из ораторов. — У него есть замечательные мысли касательно движущих сил японской экономики.

Шаррок кивнул, проглотил, поморщившись, порцию виски и тотчас схватил еще одну с проносимого подноса.

Первый оратор с лысиной, блестящей от пота, что-то бубнил в микрофон по-английски, но говорил так ужасно, что Шаррок разбирал одно слово из трех. Через пять минут его веки страшно отяжелели.

Следующий златоуст также не отличился красноречием. Отпустив пару старых шуток, он пустился в длинное объяснение особенностей японского менеджмента, а кончил призывом делиться идеями и ресурсами.

— Кто платит этому человеку? — прошептал Шаррок. — Он явно говорит с чужого голоса.

Сюзан ответила с усмешкой, не зная, серьезен он или шутит. Шаррок отнюдь не шутил, но все равно улыбнулся.

Последнему оратору было лет сорок. Он был высок для японца, с пронзительным взглядом глубоко сидящих глаз и почти военной выправкой. Он оглядел помещение, будто считая присутствующих.

— Это не Эдзаки, — удивилась Сюзан.

Человек говорил по-английски свободно, с интонациями, отличающими выпускников британской общественной школы.

— Профессор Эдзаки шлет глубочайшие извинения. Ему пришлось срочно вернуться в Японию. В меру моих слабых сил я попробую заменить его, с вашего уважаемого согласия. Моя фамилия Матида. Я директор американского филиала института «Маруити».

Речь Матиды не отличалась анализом японских экономических структур. Вместо этого он суммировал послевоенные достижения страны, сопоставляя их с провалами Запада. Грядущий век, заявил Матида, будет принадлежать Японии, поскольку сейчас интеллектуальный уровень японского народа — самый высокий в мире. Японцы очень усердны, лучше образованы, более совестливы, чем люди Запада. Они и возглавят следующую промышленную революцию.

— Сто тридцать лет назад вы, люди Запада, прибыли в Японию на своих черных кораблях и заставили нас модернизироваться под дулом орудий, — сказал Матида. — Мы проглотили обиду и отбросили тысячу лет традиций, но вы нас так и не приняли. Когда мы попытались подражать вам в создании своих империй, вы уничтожали нас атомными бомбами. Потом вы вынудили нас покориться вашей воле снова, на этот раз своими большими идеями о демократии и правах человека.

Некоторые слушатели ерзали, чувствуя неловкость, и кашляли. У Матиды был тяжелый взгляд и вообще лицо фанатика, но говорил он медленно и обдуманно.