Молчаливый полковник Брэмбл

О хозяйка лавчонки, красотка ядреная,
     Чей тугой корсаж соблазнительно вздут,
О силачка плечистая — страж шлагбаума,
     Неприступно-крепкая, как редут.

Ах, учительница, ваш взор потуплен,
     И строг городского платья покрой,
Пианино под тонкими, длинными пальцами,
     Нас чарует наивной своей игрой.

О смазливая булочница, в чьи руки
     Собираются денежки без труда,—
Ты ведь выше всех предрассудков пошлых,
     Потому и смела, весела всегда.

Ах, беспечные сельские чаровницы —
     До чего нам на пользу пошли они,
Как хандру превозмочь они помогали,
     Нас томившую в эти враждебные дни!

Опершись локтями на ваш прилавок,
     Мы шутили, болтали, а между тем
Открывали вам наши большие надежды
     И делились грузом наших проблем.

Не всегда вы, конечно, нас понимали,
     Но от вас и не ждали мы тонких фраз,
Да к тому же парижские наши подружки
     Не намного, поверьте, понятливей вас.

Убежден мужчина, что он волнует
     Ту, чей вид желанье его зажег,
А на деле она только зеркалом служит,
     Чтобы в нем он собой любоваться мог.

И милашка Марго, гипотезам нашим
     Терпеливо внимая, — сама простота! —
Нам вполне мадам Севинье [62]заменяет,
     Конечно, пока не раскроет рта.

XIV

НЕСКОЛЬКО СТРАНИЦ ИЗ ДНЕВНИКА ОРЕЛЯ

Ондезееле, январь 19…

Г-жа Лемэр преподнесла в дар офицерской столовой бутылку старого коньяка, и поэтому сегодня вечером доктор, что называется, в ударе. Недаром он принадлежит к породе ирландских крестьян, которые так любят совершенно неожиданные изречения.

— Именно средним векам, — сказал он, — мы обязаны двумя худшими изобретениями человечества: романтической любовью и порохом.

И еще:

— Единственная причина этой войны заключается в том, что немцы лишены чувства юмора.

Но особенно интересно послушать, как он с абсолютно научной строгостью доказывает свою излюбленную теорему:

— Две противоположные по смыслу телеграммы, отправленные начальниками в одном чине, взаимно аннулируются.

4 января

Прогулка верхом с полковником и Паркером. До чего же нежен и изыскан этот свет Севера!

Полковник возмущен, узнав, что я никогда не участвовал в псовой охоте.

— А следовало бы, месье, это самый прекрасный из всех видов спорта. Вы берете препятствия высотой с вашу лошадь. К своим восемнадцати годам я успел дважды сломать себе шею. Это очень возбуждает.

— Да, — сказал Паркер, — однажды, когда я несся галопом через лес, какая-то ветка воткнулась мне в правый глаз. Просто чудо, что я не погиб. В другой раз…

Он объясняет, как его конь упал на него и сломал ему два ребра. И оба моих спутника, уверенные, что убедили меня, восклицают в один голос:

— Так что, месье, после войны обязательно займитесь псовой охотой!..

7 января

Сегодня утром не знаю почему через Ондезееле проследовали французские воинские части. Вместе со всей деревней я наслаждался этим зрелищем. Нам, конечно, по душе пронзительные звуки шотландской волынки, но никакая музыка в мире не сравнится с «Сиди-Брагим» и «Самбра и Маас» [63].

Я также был счастлив возможностью показать Паркеру, который из всей нашей армии видел лишь несколько солдат-ветеранов, охранявших железную дорогу, каковы наши пешие егеря. Они ему явно понравились.

— Не хуже наших хайлендеров, — сказал он.

Затем описал порядки, некогда царившие в полку «Леннокс», когда он, еще будучи лейтенантом, служил в Египте.