— Увы, я не имею на это никакого морального права, — закричал Николаев. — Погодин, хватай топор и руби его голову, пока она ничего не соображает!
Погодин подскочил к Николаеву, поднял с пола топор, замахнулся и резко опустил его вниз, на голову главврача. На лице Погодина и на стене рядом с ним появились желтые брызги.
— Фу, Погодин, как неаккуратно! — возмутился Павел Петрович.
На лице завхоза и автора романов ужасов появилось виноватое выражение.
— А как надо было? — спросил он.
Николаев уставился на мертвое существо, которое он держал за воротник рубашки. Это существо было похоже на «Зверя», правда, половины головы у него уже не было, она валялась где-то на полу. На ее месте красовалось сплошное желтое месиво.
— Как?! Как?! — пробубнил Павел Петрович. — Надо было не спешить! Я у него, между прочим, хотел еще кое-что спросить.
Чёмча дожевал кусок пирога с красными ягодками наверху, запил квасом и выпустил на волю громкую отрыжку. Эмирта и Касхен переглянулись и заулыбались.
— О, Чёмча! — простонала мерзкая толстая тварь.
— Это еще не все, о чем мы хотели с тобой поговорить, Чёмча, — сказала Эмирта голосом Анны. — Ты готов слушать?
Чёмча очень громко испортил воздух, кивнул и медленно, с каким-то блаженством, закрыл свои глазки.
— Чёмча! — пробормотал он.
— Я хочу довести до твоего сведения, Чёмча, что ситуация медленно выходит из-под контроля. Один из наших ведет себя очень странно. Из-за его действий ледяная пленка поднялась до четвертого этажа и поднимается еще выше. А ведь это в наши планы совсем не входило.
Толстая тварь вздохнула и открыла глазки.
— Чёмча знает, — заявил он.
Эмирта наклонилась и оперлась локтями на стол.
— И еще одна проблема: наши воздуховоды не справляются со своей работой. Концентрация кислорода катастрофически снижается, и это уже чувствуется.
Чёмча вытер салфеткой выступивший на лбу жирный пот. По его лицу было видно, что он серьезно задумался. Он взглянул на Эмирту и почесал свой грязнущий мешок-подбородок, от которого тут же отвалились сухие куски куриного мяса.
— Чёмча приказывает подниматься всем наверх, — сказал он строгим голосом. — Кто бы ни был наш враг — он блефует… И он не накроет все здание ледяным покрывалом — ему же тоже хочется жить.
— Но зачем всем наверх?! — заволновался Касхен. — Это тоже не выход!
Лицо Чёмчи стало красным.
— Чёмча сказал наверх! — завопил он.
Касхен отскочил на шаг назад и прошептал:
— Хорошо-хорошо, Чёмча! Ты только не злись.
Чёмча сделал жест рукой, показывая, что аудиенция окончена.
Эмирта и Касхен кивнули ему в ответ, развернулись и, молча, двинулись в сторону выхода.
Чёмча сладко закрыл глаза, приложил свои жирные ладони к груди и противно заныл на одной ноте.
Нытье Чёмчи стало слышно и на четвертом этаже, оно представляло собой монотонный мычащий звук: «мы-ыы-мы-ыыы…». В коридор из палат вышли люди, девяносто процентов из которых были с большими вздутыми животами.
Затрясся пол, с потолка посыпалась побелка, со стен — краска и штукатурка. Люди попадали на колени.
Чёмча сидел и ныл все в том же кресле, перед ним дребезжал стол и звенели пустые грязные тарелки. Чёмча вытер пот со лба — нытье ему не так легко давалось. Он заметно худел. По всей видимости, на это противное занятие уходило колоссальное количество энергии.
По лестнице, ведущей с четвертого этажа на первый, мимо стоящих на коленях людей, спускался Магамединов. Он был единственным, кто не слышал нытья Чёмчи. Его глаза были мутными.
— Хорошо-хорошо! — вдруг закричал он. — Я иду к тебе, мой покровитель!
«Зверь» понял, что силы скоро покинут его, и он не сможет больше бороться с разрушением своего организма. Металлический штырь зацепил ту часть мозга, что отвечала за регенерацию. И поэтому восстановительные процессы в его голове шли медленно, а разрушительные с каждой секундой все сильней и сильней давали о себе знать.
— Я здесь, мой покровитель! — заорал издалека Максим Викторович. — Я здесь! Я иду к тебе!
«Зверь» еле открыл глаза, грустно посмотрел на Магамединова и снова их закрыл. Сжав кулаки изо всех сил, он зашептал с двойным рвением.
Максим Викторович осторожно снял голову «Зверя» с металлического штыря. Несчастное существо сразу же задрожало из-за дикой невыносимой боли, но шептать, правда, не перестало.
Никто из людей не смог бы даже представить, сколько силы воли и энергии прикладывал «Зверь» для того, чтобы находиться в сознании и раньше времени не покинуть эту новую жестокую реальность.
Магамединов взял «Зверя» на руки и занес его в темное помещение, в котором горел слабый розовый свет. Он осторожно уложил «Зверя» на кучу тряпья за тепловыми трубами.
— Я прекрасно тебя понимаю, мой покровитель, — произнес Максим Викторович.
«Зверь» зашептал громче. Вскоре он чуть ли не кричал. Все звуки, которые он издавал — большинство из них шипящие, — походили на ругательства и отчитывания.
— Ще-ще-ще… А-я-яй! — громко бормотал «Зверь». — Ще-ши-ши…
Внезапно Магамединов схватился двумя руками за голову, бросил испуганный взгляд на «Зверя» и упал перед ним на колени.
— А-а-а!!! — закричал он. — Мне больно!