Молчание бога

– Я не смог найти разгадку, – сказал епископ. – Думал даже, что это инициалы. Что за буквами скрывается имя.

Кардинал тихо засмеялся. Очень тихо. Настолько тихо. что епископу захотелось замолчать, чтобы не пропустить ни звука. Так тихо смеяться и говорить могут только люди, наделенные абсолютной властью. Каждое слово которых имеет великую ценность. Или таит громадную опасность. Как движение змеи или шаг дикой кошки.

– Это не имя. Нет, – сказал Кардинал, присаживаясь к столу, аккуратно отодвинув оставшуюся с ужина посуду. – Это... Впрочем, это не важно. Символ, он и есть символ. Для того чтобы в символ верить, вовсе не обязательно его понимать. Я пригласил тебя поболтать. Поговорить.

Ты составлял очень толковые отчеты, но личная беседа, сам понимаешь... Ну и еще я хотел просить твоей помощи в одном небольшом, но очень важном деле...

– Все что угодно, – поспешил заверить епископ, – Все что прикажете...

– И что будет служить Господу нашему и святой церкви, – в тон ему подхватил Кардинал.

– Да. Конечно.

Епископ встал с постели, но Кардинал махнул рукой:

– Сиди. У нас будет долгий разговор. Сиди.

Огонек в светильнике вздрогнул, замер, прикидывая, умереть или нет, но потом успокоился – время смерти еще не пришло.

– Расскажи, – Кардинал похлопал по столешнице ладонью. – Спокойно и подробно. Я постараюсь тебя не перебивать.

Епископ откашлялся.

– Как вы... э-э... приказывали...

Кардинал слушал, прикрыв глаза рукой. Слушать он умел. Малейшие интонации в голосе говорили ему куда больше, чем гримасы на лице рассказчика. Все эти ужимки... А голос невозможно подделать.

Вот епископ заговорил о ловле оборотней, упырей и ведьм, и голос его зазвучал уверенно и даже жестко. Сколько именно их прошло через епископский двор, что сказали под пытками, сколько из них умерло, сколько до сих пор находятся в клетках, покрытых серебром. Об Отрядах также сказано деловито и точно: кого и где.

– И весь Черный крест... – епископ понизил голос, перешел почти на шепот. – Практически все готово и ждет вашего распоряжения.

– Моего распоряжения... – повторил за ним Кардинал.

Странно, подумал Кардинал, ведь не дурак, ведь уже много лет работает на меня, а все еще не понял: когда решение принято – все происходит как бы само собой. Как песчинки, падающие в песчаных часах.

Ничего от них не зависит. Кто-то имеющий власть перевернул часы, и... И нет никакой необходимости приказывать каждой новой песчинке падать вниз. Все предрешено и подготовлено. Подготовлено и предрешено им, Кардиналом.

И только он, Кардинал, знает точно, какая роль кому отведена в готовящемся представлении.

Толпа похожа на ребенка.

Толпа искренне верит в то, что кукла живет своей собственной жизнью, что она суетится, кричит, смеется, плачет и умирает по собственной воле. А, то что этой куклой кто-то управляет...

Наигравшись старой куклой, ребенок может отшвырнуть ее прочь, увидев новую. Отшвырнуть, оторвав предварительно голову.

Это, вообще, так весело – ломать куклу.

Кардинал посмотрел вверх, на низкий потолок, словно действительно мог увидеть сквозь камни и землю здания и людей Вечного города. Руины былого величия и жалких наследников былой славы.

Как они кичатся своей родословной! Как любят называть себя римлянами! Патриции в драных плащах. И им невдомек, что веками они воюют против обычной куклы. Что веками они прославляют обычную куклу. Странную куклу, с глупой шапкой на голове и со странным посохом в руке. Сколько таких кукол толпа уже сломала и вышвырнула, сколько заменила такими же точно куклами...

– Надеюсь, – Кардинал посмотрел на епископа, – надеюсь, вы не забыли предупредить вашего герцога о своем отбытии.

– Естественно... Конечно. Как вы и просили... приказывали. Я сообщил, что вынужден немедленно отправиться в Рим, – епископ зачастил, голос стал немного растерянным и виноватым.

Епископ не понимал, почему его так внезапно вызвали. Перед самым началом важных... важнейших событий. Того, что должно изменить весь мир. Он и не должен был понимать.

Он должен был провести переговоры с герцогом.

И блестяще их провел.

Это, кстати, было не слишком трудно, если учесть приграничные проблемы. Ересь еще терпима, когда она в хибарах и пещерах. Но если она проникает в дворцы и замки... Если сам граф оказывает покровительство и защиту еретикам. Хотя графа тоже можно понять – большая часть его подданных верит чистым, видит только то, что чистые хотят им показать. Плоть от дьявола, лишь душа от бога.

Очень удобно. Если бы это не противоречило Библии и не вело к гибели Церкви.

Хотя герцогу, положим, наплевать на Церковь и Библию. Но то, что буйные соседи с юга под замечательные призывы бороться за духовную чистоту вырезают деревни и уничтожают церкви, эти кучи камней, как они их называют...

Герцогу просто предложили возможность поправить свои дела и совершить богоугодное дело.

Почти крестовый поход, усмехнулся Кардинал. Никто еще не догадался объявлять внутренние крестовые походы. И слава Богу. Все будет решено иначе.