Молчание ягнят

Мистер Гам нежно погладил манекен по спине, как сделал бы это в обычных условиях с человеком. Потом обошел манекен сзади и тщательно изучил следы талька. Ощущать под рукой шов не очень приятно. Когда обнимаешь человека, руки сходятся на спине, и твердое уплотнение там, где проходит позвоночник, не так непривычно, как в каком-либо другом, неожиданном месте, рассуждал он. Значит, швы на плечах исключаются; надо втачать ластовицу в центре, наверху, между лопатками, причем вершина ее должна быть чуть выше середины лопатки… И этот же шов можно использовать, чтобы закрепить кокетку подкладки из плотной ткани — чтобы изделие не потеряло форму… Нужны лайкровые прокладки по обе стороны разреза — не забыть бы купить лайкру, — и под застежку справа тоже вшить лайкру, чтобы молнию не коробило… Он вспомнил потрясающие вечерние платья из дома моделей Чарльза Джеймса. Вот уж чьи платья плотно облегают тело!

А ластовица на спине будет закрыта его волосами. Вернее, волосами, которые у него скоро тоже будут.

Мистер Гам снял выкройки с примерочного манекена и приступил к работе.

Швейная машина была старая и великолепно сделана. Станина и педаль ножного привода ажурного литья, на боку золотом шла витиеватая надпись: «Всегда я шью, всегда я шью и никогда не устаю». Лет сорок назад к машине сделали электропривод, но ножная педаль осталась на месте. Мистер Гам всегда начинал каждый новый шов, работая только педалью. Чтобы добиться ровных стежков, он разувался и качал педаль босой мясистой ступней, аккуратно и методично, придерживая ее пальцами ноги с накрашенными ногтями, чтобы не делать лишних стежков. Некоторое время в теплом подвале слышался лишь ровный шум работающей швейной машины, всхрапывание собачки и шипение пара в батареях.

Когда он наконец покончил с ластовицами в миткалевых выкройках, он примерил на себя готовое изделие перед зеркалом. Собачка, подняв голову, наблюдала за ним.

Так, проймы надо чуть увеличить… И еще остаются некоторые проблемы с отстрочкой и с боковыми швами. А так совсем неплохо. Сидеть будет великолепно. Мягкая грудь будет подпрыгивать. Он уже видел себя во весь дух взбегающим по лестнице к горке — и никаких проблем.

Мистер Гам еще некоторое время поиграл с различными комбинациями освещения и с разными париками, стараясь добиться наибольшего эффекта, затем надел потрясающее ожерелье из ракушек, обнимающее шею как раз по линии ворота. Да, это будет шикарно, просто отпад! Особенно в сильно декольтированном платье или в пижаме, открытой на его новой груди…

Его прямо-таки мучило искушение начать прямо сейчас, заняться наконец настоящим делом… Но глаза уже устали. Да и руки тоже, а надо быть совершенно спокойным, чтобы они не дрожали. Да и шум уже как-то не хотелось поднимать… Он терпеливо выдергивал наметку из уже готовой строчки и складывал все выкройки по отдельности. Отличные получились выкройки.

— Завтра, Прелесть, — сказал он собачке, доставая из морозильника мозги и раскладывая их для оттаивания. — Это первое, чем мы займемся за-а-а-автра. Мамочка будет такой красивой!

47

Старлинг проспала мертвым сном пять часов подряд и проснулась посреди ночи, разбуженная все тем же кошмаром. Она закусила зубами краешек простыни и зажала уши руками, стараясь определить, на самом ли деле она уже проснулась и избавилась от кошмара. Тишина. Ягнята молчат. Когда она поняла, что проснулась, сердце сразу перестало колотиться, но поджилки все еще тряслись. И она знала, что еще секунда — и ее снова охватит страх.

Но вместо страха ее охватил гнев… и принес облегчение.

— Бред! — громко произнесла она и высунула ногу из-под одеяла.

Да, вчерашний день был нелегким! Сначала ей нагадил Чилтон, потом ее оскорбила сенатор Мартин, потом она получила выговор от Крендлера, который к тому же отказал ей в поддержке, потом доктор Лектер играл с ней в кошки-мышки, потом ее чуть не стошнило, когда она узнала подробности его побега, а затем Джек Крофорд отстранил ее от расследования. Больше всего задевало то, что ее почти обозвали воровкой.

Да, сенатор Мартин — мать, и ей нынче не позавидуешь, такое на нее свалилось. Ей, конечно, невмоготу, что полицейские роются в вещах ее дочери. Она, наверное, вовсе не хотела ее обидеть… И тем не менее обвинение, как заноза, не давало Старлинг покоя.

Когда Клэрис была маленькой, ее всегда учили, что воровство — самое гнусное, самое отвратительное преступление, не считая, конечно, изнасилования и убийства из-за денег. Даже непредумышленное убийство лучше, чем воровство.

Еще ребенком, попав в сиротский приют, где много чего хотели, но мало получали, она научилась ненавидеть воровство.

И теперь, лежа в темноте, она вдруг поняла еще одну причину, почему ей так неприятно обвинение сенатора Мартин.

Старлинг знала: все, что бы ни говорил доктор Лектер по этому поводу, было правдой. Она действительно боялась, что Рут Мартин различила в ней что-то дешевое, вульгарное, нечто натолкнувшее сенатора на мысль о воровстве. Вандербильдиха чертова.