Молчание костей

Из ведомства я тут же бросилась к поместью госпожи Кан и, пока на смену одним шпионам заступали другие, подбежала ко входу. Тем не менее меня ждало разочарование. Испуганная служанка ответила, что сейчас не самое лучшее время, да и вообще хозяйки дома нет. Значит, искать Урим мне придется одной. Но сколько бы я ни расспрашивала, мужчину в бамбуковой шляпе с паланкином никто не видел. Лишь какой-то уличный мальчишка указал пальцем на ворота крепости и сообщил, что видел, как похожий мужчина покидал столицу.

Со дня до ночи я искала Урим, представляя, что ей уже наверняка отрезали нос. Но что на улицах вокруг крепости, что на близлежащих горах, нигде не нашлось ни единого ее следа: ни обрывка ткани на ветке, ни потерянной соломенной сандалии, ни даже капель крови. Какая-то старушка заметила меня, когда я в исступлении и изнеможении брела по дороге, и разрешила переночевать у нее в лачуге. Но мне не спалось. Все мои мысли были заняты Урим. Она словно растворилась с лица земли.

Глядя на раскинувшиеся передо мной просторы, я вспомнила шепот сестры: «Мир кажется таким громадным, когда теряешь кого-то». Теперь я понимала, что она имела в виду.

К утру, едва передвигая усталыми ногами, я побрела к воротам крепости, где уже выстроилась длинная очередь из крестьян с тележками, груженными едой. Казалось, я простояла в этой очереди целую вечность. Подойдя ближе к воротам, я осознала, что красное пятнышко вдали – это на самом деле свирепого вида стражник в ярко-красной одежде, с широким носом и напряженно сжатыми губами. Сердце забилось тяжело, медленно; от страха мне стало трудно дышать. Он же в любой момент может закричать: «Схватите ее! Она посмела ударить полицейского!» Надо было бежать из столицы как можно скорее, но я не могла бросить Урим. Я не вынесу груза вины.

Наконец я оказалась перед стражником. Он был на две головы выше и башней возвышался надо мной, пока проверял документы, а потом указал мне на вход.

– Следующий! – взревел он.

Я вошла в Ханян, и меня даже никто не схватил. Нервный клубок внутри развязался, по ногам пробежала дрожь облегчения. Пока что я в безопасности.

Немного оправившись, я решила пройтись по улице. Иногда я останавливалась перед всякими заведениями: лавками, где продавали черные шляпы, серебро, нефрит или мед, крытыми ларьками с разложенными на соломенных циновках товарами, мясными лавками, где стоял медный запах крови. Я не теряла веры, что найду Урим, и каждому торговцу показывала ее портрет, который прошлой ночью нарисовала угольком на обороте листа с рисунком брата. На этом портрете я запечатлела ее широкие глаза, круглое лицо и самую запоминающуюся черту – маленькие, крошечные губы.

– Вы видели эту девушку? – без устали повторяла я.

Но ответ всегда был один:

– Нет.

Я обошла еще несколько лавок, прежде чем оказалась перед калиткой из хвороста, ведущей к гостинице. На огромном помосте сидели мужчины и женщины: ели, пили, курили трубки. Я опросила, как мне казалось, всех торговцев в столице, но вот в гостиницу зайти не додумалась – все мои мысли занимали Северный и Восточный округа. А ведь в гостиницу стекались все путники из-за стен города. Наверняка кто-нибудь из них видел Урим!

Я вошла во двор и показала одному из постояльцев рисунок.

– Вы эту девушку не узнаете?

Я внимательно осмотрела все лица в надежде, что сейчас чьи-нибудь брови взметнутся вверх, что кто-нибудь ее узнает. Впрочем, похоже, в их воспоминаниях не было ни единого следа Урим.

Я в смятении провела рукой по лицу. Я не знала, что делать. Я целое утро бродила по холодному городу, и щеки у меня так замерзли, что я не чувствовала собственных прикосновений.

Ко мне подошла госпожа Сон с подносом бутылок.

– Снова ты?

Она накрыла на стол перед посетителями и повернулась ко мне. Брови ее вздернулись от удивления.

– Ты только посмотри на себя, – грубо бросила женщина, и я уж было подумала, что она меня сейчас прогонит. – Пойдем. Я знаю, что тебе нужно.

* * *

Я села на краю кухонной террасы, среди огромных блестящих коричневых горшков с соевым соусом, соевой пастой и разносолами. Позади желтела облетевшая с деревьев листва.

Вскоре вернулась госпожа Сон с маленьким столиком, на котором стояли две миски: одна с воздушным белым рисом, вторая – с рагу с твенджаном[49]. Женщина поставила столик передо мной, и я успела разглядеть в ее зрачках свое отражение: бледное лицо, встрепанные ветром волосы. Она жалела меня.

– Ешь, – взмахнула госпожа Сон рукой. – Ты тощая, как палка.

Она была права. Несколько дней назад, когда мне представилась редкая возможность помыться, я заметила, что могу запросто пересчитать собственные ребра. Я потеряла всякий аппетит с тех пор, как нашла окровавленную форму. Но теперь, помешивая рагу и глядя на водоворот из цукини, лука, грибов и моллюсков, я вдруг поняла, что ложка у меня в руках дрожит от нарастающего в животе чувства голода.

– Давай, ешь, – подбодрила меня госпожа Сон.