Молчание (ЛП)

Они начали подниматься по лестнице. Эмма пошла первой и медленно поднималась, прикрывая влажным полотенцем рот и нос.

Было плохо видно, потому что дым из нижних окон был черным и едким, так что резал глаза и цеплялся – она была уверена – за ее волосы. Она чувствовала жар, но в реалии лестница была прохладной на ощупь. Это было не очень удобно, но что было, то было.

Ниже нее, стараясь изо всех своих сих, следовала Мария Копис. Чейз поднимался параллельно по другой лестнице, поддерживая криками, по крайней мере, Эмма думала, что он пытался сделать именно это; но на самом деле только раздражал. С другой стороны, если бы ей пришлось выбирать между раздражающим Чейзом и смертельным огнем, она бы выбрала Чейза.

В оконной раме все еще сохранилось битое стекло. Если они будут осторожны, то проблема оставалась только с нижней частью, которая была черной от дыма. Эмма, которая была одета для посещения матери, понесшей тяжелую утрату, вздрогнула – она была одета в одежду, пошитую, в основном, ее матерью, а после того как она здесь закончит, она будет выглядеть ужасно. А ей нравилась эта одежда.

Чейз вежливо посоветовал ей быть осторожнее с осколками.

Она вежливо ответила ему, что сама знает; она сказала бы больше, но здесь была Мария. Лицо Марии было похоже на осколки стекла, сохранившиеся в остатках рамы; о выражение ее лица можно было порезаться, если не быть осторожным.

Эмма была достаточно осторожна, чтобы прикрывать лицо тканью и немного глаза, а затем она перестала беспокоиться о Марии. В комнате не было огня, но дым поднимался по лестнице и через открытую дверь. Было очень трудно не зацепиться за стекло в условиях плохой видимости, но она прошла по краю окна на носочках, прежде чем спрыгнуть вниз. Пол держался. Было жарко, но он держался.

Чейз сказал ей подождать Марию, но ей было трудно. Это было место, где Эндрю умер, и то, что убило его тогда, могло убить ее. Она опустилась на пол, и на сколько могла, прижалась к половицам, чтобы избежать дыма.

Мария влезла в следующее окно и проявила гораздо больше озабоченности, спускаясь с рамы. Чейз, пролезая через окно возле нее, сделал то же самое.

– Ты в порядке? – Спросил он. Эмма не была уверенна, кого он спрашивал; она четко не видела, куда он смотрел.

– Эмма? – Позвала Мария.

– Избегаю дыма, – огрызнулась она. – Поторопитесь, пожалуйста.

Но это было не так-то легко. Мария осторожно ступала на доски, проверяя их крепость; она останавливалась, слушая Чейза, и следовала его указаниям. Он был не так осторожен, как она.

Эмма не могла видеть, на что наступает Мария; она видела только то, куда она ступала, и она задалась вопросом, насколько разное они видели. Стиснув зубы и стараясь быть как можно ближе к полу, она поползла за Марией Копис. Она ползла быстрее.

Каким-то чудом они добрались до двери холла, а затем и его самого.

Эмма не потрудилась встать на ноги, потому что дым здесь был слишком плотным. Вместо этого она поползла по полу, затаив дыхание; она с трудом смогла разглядеть нечеткое очертание двери холла; она не могла сказать в какой цвет она была покрашена. Сперва она решила, что плохая видимость объяснялась густым дымом, но затем она поняла, что в мире Эндрю была ночь. Пожар произошел ночью.

Дыша носом и держа рот плотно закрытым, она добралась до двери в спальню. Она не могла, да и не искала Марию; было слишком много дыма, и она была слишком напугана. Она никогда не была в пожаре, и если ей, не дай бог, пришлось пережить такое, она никогда не вернулась бы.

Дверь была немного приоткрыта и через треск огня, она впервые услышала Эндрю Кописа.

Он кричал.

Глава 13

Эмме пришлось бороться с желанием вскочить на ноги и вбежать в комнату; она подползла к двери и толкнула ее, приоткрыв достаточно, чтобы она смогла пройти в нее. Эндрю Копис стоял – на своей кровати – звал свою маму. Он кричал не от боли, но, в какой-то степени, это было хуже. Он был сильно напуган и его голос был хриплым и сорванным от ужаса.

Как бы долго она не жила – а она задумалась, как долго это будет – она будет помнить это крик; ощущение от него; он прошел прямо через нее, оставляя в ней какую-то частичку.

Она больше не сопротивлялась желанию встать с пола; она не могла.

Она поднялась на ноги и побежала к кровати, к ребенку, который стоял на ней, с расширенными от ужаса глазами от растущего понимания того, что он был предан – и оставлен. У него были, как она поняла, темные волосы матери, часть их прилипла к его лицу от пота и слез и собралась в хохолки возле глаз и на лбу. Эмма потянулась к нему.

Он был холодным. Он был таким чертовски холодным на ощупь, что Эмма отступила, будто обожглась. Он, казалось, не заметил, что она коснулась его. Казалось, что он вообще не заметил, что она рядом.

Она услышала шаги сзади и крикнула.

– Чейз, закрой эту чертову дверь! Не запускай дым!

Дверь действительно закрылась. Она услышала, как он бормочет извинения.