– Эмма? – она услышала и голос Марии. Было достаточно трудно слышать, но Эндрю не затих, и Эмма подумала, что он не прекратит до полного истощения. За исключением смерти. Ведь именно так он умер.
Она почувствовала его как удар и повернулась, чтобы сбросить его. Но повернувшись, увидела лицо его матери, а это было плохо.
Она посмотрела на Чейза. Выражение лица Чейза было замкнутым и мрачным. Она хотела попросить его помочь, но не смогла произнести слова. Вернее, не все слова.
– Чейз...
Он скривился и это исказило его лицо.
– Что?
– Он так чертовски холоден. Я не могу... – Она подняла сжатую руку.
Онемевшую руку. – Это не так...
– Эмма, – сказал он, выругавшись. Он подошел к ней и взял ее руки в свои. Быстро сжал их. – Он силен. Ты знала это.
– Я не знала, что это значит. – Она сглотнула. Чейз был зол. И она поняла, что он прав. Эндрю был здесь – и он был в еще худшей, чем она думала ситуации. Она попыталась коснуться его только раз и она почти в слезах. Насколько жалким это было?
– Прости, Чейз, – сказала она ему. Она сжала руки снова, чувствуя свои пальцы.
А затем она расправила плечи, вдохнула так глубоко, как смогла, слегка пожалев об этом, и снова приблизилась к Эндрю. В этот раз она медленно протянула руки, помахала ими перед его раскрытыми невидящими глазами. Ничего. Если он вообще знал о ней, то не подавал вида.
– Мария, – прошептала Эмма, видя, что дым наполнял комнату, и, понимая, что – для нее и Эндрю – время быстро заканчивалось, – готовьтесь.
Она не знала, что Мария ответила, не была уверена, что вообще была услышана. Эмма протянула обе руки и схватила ими Эндрю за руки.
Холод был так силен, что походил на боль; она забыла об огне, жаре, дыме. Она почувствовала вкус крови и поняла, что прикусила губу.
Колени закостенели, она стояла как столб перед ним.
Но, даже держа руки в ее руках, он продолжал кричать. Эмма поняла, что прикусила губу, чтобы не присоединиться к нему. Она упала на колени перед кроватью, закашлявшись; она уронила ткань во время своего первого рывка, чтобы добраться до него, но она не могла бы держать его все равно, потому что обе ее руки были заняты его руками.
– Дрю!
Эмма.
Мария внезапно увидела своего сына. А Эмма увидела своего отца.
– Дрю! – Мария бросилась вперед, преодолевая расстояние между ними. Кашляя и тем самым подтверждая наличие огня, который ворвался в комнату, как и тьма, которая говорила о ночи. Если ее сын был пойман в ловушку так, как теперь была Мария, то от одного взгляда на ее лицо становилось понятно, что она была поймана в ловушку здесь с ночи, когда он умер. Она подбежала к Дрю, но ее руки прошли сквозь него. Эмма дрожала: она ничем не могла помочь.
Мария снова потянулась к Эндрю. В третий раз. Четвертый. Пятого не было, но теперь были слезы, бегущие по ее щекам.
– Эмма... он не видит меня.
Это была правда.
– Я не знаю почему, – выдавила из себя Эмма. Слова прерывались и дрожали, но ей удалось произнести их четко. – Такого никогда раньше не было. – Она повернулась и посмотрела на отца.
Эмма.
– Он не видит ее. Он не видит свою мать. Я... Я думаю, что он не видит даже меня и он такой холодный.
– Росток. – Брэндан Холл стоял и смотрел на Марию и ее сына, а через мгновенье он закрыл глаза. – Я был избавлен от этого, – мягко сказал он дочери.
– Ты никогда не был в огне.
– Нет. Я не это имел в виду. Я не видел твоей смерти. Я умер первым.
Это – наш наихудший кошмар, Эм. Ни у одного родителя нет более сильного страха. И это до сих пор мой самый сильный страх. Будь моя воля – и тебя бы тут не было. Но он снова открыл глаза и посмотрел на лицо Марии Копис. Он не стал больше говорить.
– Помоги мне, папа. Я не знаю, что делать. Я не могу оставить его здесь...
Отец посмотрел на Чейза.
– Я честно не дам клятву, что знаю, о чем думает Чейз или чего он боится в этот момент. Мы все умрем здесь, если я не смогу вывести его. Мать не оставит его во второй раз.
Это была правда. Это еще не произошло, но это была правда. Она могла сказать Мари, что у нее есть два живых ребенка, которые нуждаются в ней еще более, чем раньше, но она знала, что Мария, как и Эндрю будет глуха.
Ее отец потянулся обеими руками и обхватил ее лицо. Его руки не были холодными. Эмма помнила, что он сделал – что она забрала у него – и попыталась освободиться.
– Нет, папа...
Он не мог прикоснуться к ней, пока она не прикоснется к нему первой.
Она помнила это. Но он это сделал, и это возможно говорило о таких вещах в ней, которые она не хотела признавать. Она сказала нет, но все равно позволила ему сделать это.
Чейз направился вперед, вытянув руку. Но остановился, опустив руку и сжав ее в кулак с боку.
– Эмма...
– Замолчи, Чейз. Просто замолчи.
– Он пытается дать тебе силу?
Она не ответила, потому что то, что она хотела сказать, рассердило бы ее отца. По крайней мере, это произошло бы, если бы он был жив.
– Росток, – сказал он мягко, – позволь мне помочь.
– Я не хочу...
– Росток.
– Я не хочу, чтобы ты ушел.
Он улыбнулся, снисходительной улыбкой, которая всегда предназначалась только ей. И иногда Лепестку.
– Я не уйду. Мне некуда идти.
– Но я...