Молчание пирамид

— Что-то в тебе изменилось… Вернулся какой-то счастливый. Да оно и понятно… Эх, отчего же мне-то все время не везет? Только встану на ноги — бах по морде. С одной стороны, с другой… Не знаешь, откуда ждать… Я бы в этот самолет обязательно попал, не опоздал бы…

Самохин посмотрел на потускневшего таксиста и промолчал.

Он всегда считал себя невезучим человеком и уже давно смирился с тем, что за каждым мало-мальским успехом обязательно последует неудача. Еще в ранней юности, когда отца наконец-то перевели с края света в Североморск и назначили начальником военного аэродрома, счастье продлилось всего несколько месяцев. Отец нелепо погиб под колесами тягача на самолетной стоянке, и мать уехала с севера в подмосковную Балашиху. Зато потом Самохин, как сын погибшего офицера, получил право поступления вне всякого конкурса в любое военное училище, однако медкомиссия вынесла приговор, согласно которому мечтать дозволялось обо всем, кроме авиации и флота.

Уже тогда начинались проблемы с желудком, отрыгнулась скудная на витамины жизнь в тундре, и вместо Ленинградского военно-морского он поступил в Московский военный институт. Однако потом редкостно повезло с распределением: назначили помощником военного атташе в Англии, в стране НАТО, после работы в которой открывались хорошие перспективы. Но он уже не верил в удачу, что скоро и подтвердилось: дипломаты наделали ошибок, а военная миссия стала козлом отпущения, в результате чего старшего лейтенанта Самохина сослали в Болгарию. Там он поднялся только за счет своего упорства и таланта, однако после роспуска Варшавского Договора его чуть вообще не уволили со службы. Спасло то, что он тогда еще карабкался, трепыхался, до конца не понимая, что происходит. В последний момент поступил в академию, а закончив ее на «отлично», угодил в Министерство обороны и уже через два года был назначен на полковничью должность начальника отдела. Когда ему говорили, что пора бы подумать об академии Генштаба, Самохин лишь усмехался с надменной грустью, мол, и это скоро все закончится. Не может не закончиться.

И здесь не нужно было быть прозорливым военным аналитиком, ясновидящим или оракулом; и собственная предопределенность судьбы тут не причем. Он просто понял, что живет в эпоху перемен, и если погибла империя, значит, со временем погибнет и армия со всеми ее имперскими институтами, и останется один потешный полк, служить в котором, тем паче в звании генерала, по крайней мере смешно…

В «Бурводстрое» он начал карьеру, в общем-то, опять с нулевой отметки…

Здание аэропорта было непривычно пустым, тихим и напоминало покинутый людьми корабль где-нибудь в Бермудском треугольнике. Правда, бронированные омоновцы все еще потели под солнцем в оцеплении и придирчиво проверяли документы, а за стойками регистрации и возле служебных помещений маячили люди в штатском. Все пассажирские рейсы отменили, однако люди сидели и лежали в сквере на скамеечках и чемоданах прямо на асфальте: народ, давно живущий в эпоху перемен, терактами было не запугать.

Самохин поймал себя на мысли, что непроизвольно ищет взглядом нищих, но там, где увидел их в первый раз, стояли два толстых милиционера.

Помянув добрым словом адмирала Липового, он предъявил удостоверение ФСБ и был пропущен к начальнику аэропорта, который долго и тупо смотрел то в просроченный билет и документы, то на счастливо опоздавшего «полковника».

— Я жив. — Подтвердил Самохин.

Замордованный следствием и перепуганный начальник не поверил и сдал пассажира настоящему полковнику ФСБ. Тот внимательно изучил документы и особенно удостоверение, взял ручку и вычеркнул Самохина из списков погибших.

— Да, удачно вы опоздали, — заключил он и спрашивать ничего не стал. — Рейс в Москву только завтра, если еще разрешат…

Самохина сейчас не особенно-то волновало, что раскроется его самовольная отлучка в Сибирь: с самого утра этого дня, как только он очнулся от сновидений, появилась уверенность, что в его жизни ничего дурного не случится. В конце концов, если и придется отвечать за несвоевременный выезд в командировку, то перед Принцессой, пребывавшей сейчас в Германии, или на самый худой случай, перед адмиралом, которому можно объяснить причину, сославшись на информацию Допша.

Ситуация осложнялась тем, что надо было сдать билет и, доплатив штрафные, купить другой. На это бы денег хватило, а на полную оплату нового — нет, и тогда хоть стой с протянутой рукой…

— Надо быть сегодня, — заявил Самохин. — Устроит любой рейс. Служебный, военно-транспортный… Какие там еще есть?

— Я бы на вашем месте сейчас закатился в кабак, — простецки посоветовал полковник и растер лицо. — До самого утра… Или спать завалился.

— Есть грузовой, — подал голос начальник аэропорта. — Транзитный…

— Мне все равно, а что делать со старым билетом?

— Оставьте себе на память… Полоса везения продолжалась…