Молчание Сабрины

– То, что это не наша вина, не помешает Брекенбоку нас наказать… – хмуро сказал Фортт.

– Не переживай: я знаю, как нам перебраться через канал, – уверил его Гуффин. – У меня есть один… гхм… хороший знакомый, и он нам поможет. Надеюсь. Только бы вспомнить его имя и где он живет. И не волнуйся из-за куклы… Когда мы доставим ее Брекенбоку, мы, считай, свое дело сделали. Как говорил мой сержант на войне: «Не стоит переживать раньше времени, червяк! Не пытайся быть быстрее пули».

– Но ты ведь никогда не был на войне и не знаком с сержантами!

– Зато я прекрасно разбираюсь в переживаниях, – пробормотал Гуффин задумчиво, словно погрузившись в воспоминания.

Шуты замолчали: несмотря на слова Гуффина, оба явно переживали из-за опоздания. Незнакомец что-то строчил у себя в блокноте. Дописав, он спрятал огрызок карандаша в портсигар, и тот добавился к нескольким папиреткам с витиеватой надписью на каждой: «Осенний табак».

А трамвай, словно игрушка на ниточке, тем временем полз по рельсам вдоль парка Элмз. За его рычагами сидел толстяк в бордовой форме – он отрывистыми, ломаными движениями управлял тягой и торможением, незряче уставившись в огромное окно с треснутым стеклом. На его жетоне, прицепленной к мундиру, значилось: «432-хм», что напоминало вовсе не номер, а будто бы оканчивающийся обратный отсчет и чью-то зловещую усмешку.

Глава 4. Продавец воздушных шаров.

Кукла тряслась в мешке. На этот раз не от страха – просто сам мешок трясся. А все из-за того, что кое-кто постоянно спотыкался.

Пустое Место и Манера Улыбаться брели по сонной улице Слив вдоль заросшей плющом ржавой парковой ограды, отстукивая стоптанными каблуками по камням выщербленной мостовой.

Сабрина пыталась подглядывать в дыру в мешке, но почти ничего видно не было. Улица тонула в вечерней дымке, фонари в парке Элмз не горели, да и сам парк походил на огромный спутанный ком черных ниток. Кое-где едва теплились окна выходящих на Элмз домов, то и дело тряслись трубы пневмопочты, по которым от квартиры к квартире сновали капсулы с посланиями. Ветер доносил до шутов и похищенной ими куклы крики чаек – в трех кварталах восточнее проходила граница между Саквояжным и Блошиным районами – Брилли-Моу, иначе Грязный канал или Подметка.

– Ты так и не сказал, – нарушил молчание Фортт, перепрыгивая лужу, – куда мы идем и кого ищем.

Шут уже порядком замерз: ветер буйствовал, словно забыл принять свои лекарства. Котелок на голове Пустого Места держался лишь чудом, где «чудо» – это рука самого Фортта. Шарф был не так ловок, как его хозяин: одним концом он цеплял листья с мостовой, а другим впитывал все лужи.

Гуффин не ответил. Пустому Месту это очень не понравилось: когда Манера Улыбаться не огрызался, это значило, что он о чем-то раздумывал. А все его «раздумки», «задумки» или «придумки» редко оборачивались чем-то хорошим.

– Судя по твоему хмурому лицу, – продолжил Фортт, – ты сейчас думаешь: «Ну что за напасть с этими трамваями и так не вовремя!» или «Кажется, за нами кто-то следит!», или «Надоедливый Пустое Место, когда он уже замолчит!»

Узнать, какой вариант – верный, возможным не представлялось, поскольку делиться своими мыслями Финн Гуффин явно был не намерен. И все же он, вне всякого сомнения, выделил в словах приятеля для себя кое-что важное и нахмурился еще сильнее, отчего все его лицо превратилось в комок из складок, бровей и поджатых губ.

– Почему ты решил, будто кто-то следит? – спросил шут.

– Из трамвая с нами вышли семеро… – начал Фортт.

– Включая нас? – уточнил Гуффин.

– Нет, – раздраженно ответил Пустое Место. – Я же сказал: с нами.

– Вот именно. С нами – семеро.

– С нами девятеро, если точнее.

– С учетом куклы?

– Проклятье! – не выдержал Фортт. – Да нет же! Не перебивай! Из трамвая вышло семь человек (помимо нас и куклы). Два престарелых пыльных мешка свернули к одному из домов возле станции. Сопливый клерк в треснувших очках выронил портфель и рассыпал бумаги по всему тротуару – тебя это еще очень разозлило, помнишь? Он остался собирать их. Старуха Убийца Макэббот, которая все время, пока мы ехали, сквозь сон бормотала: «Убийца – Макэббот», доковыляла до аптеки «Горькая Пилюля Лемони», чтобы купить там, наверное, порошок от кошмаров или бреда. Толстуха-швея со своей корзинкой и швейной машинкой в футляре направилась к каналу через туннель Уитлби.

– Да, подозрительно…

– Что подозрительного? Я еще не перешел к сути…

– Ты подозрительно медленно переходишь к сути, – попытался выкрутиться Манера Улыбаться, но вышло плохо – даже он сам это понял, и у него начался очередной приступ злости, выраженный в яростном сопении.

– Остались двое, – сказал Фортт. – Оба – наши с тобой… гм… добрые знакомые. Первый – тот нескладный тихий мистер в грязном костюме, будто пошитом из обивки старого кресла, а второй…

– Дай угадаю, мистер Тень? Тип в цилиндре?

– Угадал.

– И куда они направились?