Молчание Сабрины

– Не знаю, – сокрушенно ответил Фортт с таким видом, как будто только что с треском провалил экзамен на сыщика. – Я не успел заметить. Но кто-то из этих двоих точно идет за нами. Я мельком пару раз видел тень позади.

– Так может, это и есть мистер Тень?

– Я не уверен: тот, в костюме-обивке, тоже был не слишком-то дружелюбен.

– Мне казалось, что Костюм-Обивка вылетел из трамвая еще раньше нас…

– Я не уверен.

Гуффин выглядел равнодушным – подозрения приятеля не особо его испугали. Он ответил безразличным тоном, да и то только потому, что нужно было что-то ответить:

– То есть перед нами стоит «веселенький» выбор: у одного проходимца – нож, у другого – револьвер! Мерзость. – Даже любимое «мерзость» Гуффина прозвучало как-то неубедительно: серо, безэмоционально и сухо.

– Ты что-то слишком спокоен, – подметил Пустое Место.

– Я знаю, что делать, – важно заявил Манера Улыбаться. – Поверь, когда мы дойдем, этот тип (кем бы он из тех двух ни был) очень пожалеет, что решил преследовать двух таких благоразумных и порядочных джентльменов, как мы… ну и эту куклу-доходягу.

– Куда дойдем?

– Хм.

Фортт обернулся. Шедшая за ними тень шмыгнула за афишную тумбу.

– Как думаешь, что этому типу от нас нужно?

– Может, он хочет просто узнать время. Ну, или ограбить нас. А может, прирезать тебя (или пристрелить).

– Почему меня?! – поразился Фортт.

– Потому что у тебя лицо жертвы, Пустое Место… хе-хе…

– Не смешно!

– Да ты не бойся: если кто-то тебя и убьет, это буду я.

– Это, конечно же, утешает, – поморщился Фортт: ох, уж этот Гуффин и его шуточки…

Где-то неподалеку раздался нарастающий гул винтов. Над парком в темном небе появилось несколько желтых огоньков, и вскоре из-за деревьев медленно выполз вонючий и дымный почтовый дирижабль. Он был ржав, точно совесть старого менялы, несколько кривых труб выкашливали темно-фиолетовые облачка дыма, а винты крутились с таким усилием, будто их приводили в действие вручную. Почтовик летел очень низко, и с земли можно было даже различить силуэты аэропочтальонов, сидевших в рубке за штурвалами.

Шуты проводили ползущую к каналу махину подозрительными взглядами, пока та не скрылась за домами.

– Что-то зачастили они, – пробормотал Фортт. – Не к добру это. Раньше почтовики коптили небо раз в неделю – и то в лучшем случае. Но только за сегодня это уже третий. Что-то назревает. Что-то нехорошее…

Фортт впервые озвучил свои предчувствия и вдруг поймал себя на мысли, что никакие это уже не предчувствия. Этими словами он будто бы все же поставил точку и вынес некий вердикт. Подчеркнул предопределенность. И та, словно только того и ждала, ожила. А когда оживает предопределенность, в душе поселяются липкий страх, бессилие и безысходность.

– «Назревает что-то нехорошее! Читайте во всех газетах!» – проворчал Гуффин.

Дальше шуты шли молча.

Слова Гуффина навели Фортта на определенные мысли. Шут искренне жалел, что не читает газеты – так он хотя бы знал, что творится в городе и, возможно, знал бы, чего ждать. Дядюшка Филлиус всегда говорил, что, если читать газеты, можно загодя подготовиться к мрачным временам: кто-то ограбил кондитерскую – запасаешься печеньем; падают в цене акции корабельной компании «Бриклоу Бригантинн» – покупаешь печенье; безумный ученый изобрел жуткую убийственную штуковину и пытается свести всех с ума – лезешь в погреб за печеньем. Да, дядюшка очень любил печенье, но суть была в другом: Джейкоб Фортт полагал, что, обладай он нужными сведениями, быть может, тогда он смог бы понять, что именно надвигается. Быть может, в газетах писали, почему почтовики зачастили, что за поломка была на мосту Ржавых Скрепок и (он вдруг вспомнил разговор сплетников со станции «Бремроук-Фейр») что это еще за шагающий дирижабль, вылезший из моря?!

«Нужно будет раздобыть свежий выпуск “Габенской Крысы”, как только вернемся в «Балаганчик», – подумал он. – Там точно должно быть что-то, что все прояснит. Ну, если не все, то хотя бы кое-что…»

– Пришли! – вырвал его из раздумий Манера Улыбаться.

Пустое Место недоуменно огляделся по сторонам. Они никуда не пришли – просто остановились посреди улицы.

Единственное, что здесь было, это вход в парк. Рядом с ним, недалеко от арки с вывеской «Элмз», горел фонарь – едва ли не единственный на всей улочке.

Под фонарным столбом кто-то стоял. Из-за раскрытой газеты не было видно лица этого господина, но Фортт с первого взгляда, понял, кто это, благодаря темно-синему мундиру, шлему с кокардой и белым форменным перчаткам.

– Нет… – испуганно прошептал он.

– Да, – с неприятным блеском в глазах ответил Гуффин.

– Ты что, спятил?

– А ты что, струсил?

– И не стыжусь этого, – сказал Фортт. – Да этот хмырь, только нас увидит, тут же схватит и потащит за решетку.

– За что?

– За решетку.

– Нет, в смысле, мы же ничего плохого не сделали…