Молчание Сабрины

Взвалив мешок на плечо, Гуффин взялся за ручку тележки и, поругиваясь себе под нос, направился в ту сторону, откуда пришли люди с ковром, но в какой-то миг свернул вправо на неприметном перекрестке, спустился на пару ступенек (когда-то здесь была лестница) и пошагал по тропинке, которая оказалась вдвое уже, чем предыдущая, и к тому же втрое более скользкая.

И вот тогда началось то, чего шут Манера Улыбаться пытался избежать. Начались неприятности.

Но не сразу.

Поначалу все было спокойно, лишь в воде по сторонам тропинки порой раздавался плеск, когда какая-нибудь жаба, торопясь избежать безжалостных шутовских башмаков, упрыгивала и уквакивала прочь.

Началось все с того, что мигнул огонек. Гуффин не сразу обратил на него внимание. А между тем огонек загорелся снова. Уже ближе. А потом снова погас.

Слякоть словно замерла. На нее опустилась зловещая тишина. Ветер стих совсем, даже морось, раздражавшая шута весь день, прекратила сыпаться.

Вода застыла, кувшинки застыли. Кукла в мешке тоже застыла. Она вдруг почувствовала исходящий от шута страх.

Свет мигнул уже в какой-то сотне ярдов по левую руку.

– Что здесь творится, подерите вас…

Жуткий, нечеловеческий крик прервал шута. А затем к нему добавился не менее жуткий, но уже вполне человеческий крик.

А в следующий миг все стихло.

Мигнул фонарь. Он был так близко, что Гуффин даже различил руку, что его держала, и искаженное ужасом лицо.

А затем фонарь мигнул в последний раз. Послышался короткий вскрик, звякнуло разбившееся стекло, и все стихло.

– Так, самое время отсюда убираться… – Гуффин крепче сжал ручку тележки. Поскальзываясь и спотыкаясь, он поспешно пошлепал по дорожке.

– Нет уж! – бормотал он себе под нос. – Ни о каком пути в обход топей больше не может быть и речи. Переправа… только переправа…

За спиной вдруг раздался хруст, и шут замер. Медленно обернулся…

На дорожке никого не было или… Постойте! Что это за темная фигура стоит по пояс в воде?!

Нет, это какая-то коряга… Слава бубенчикам на колпаке! Просто коряга…

Гуффин продолжил бормотать, успокаивая самого себя:

– Крики на болоте нас не касаются, так ведь? У нас свои дела…

Он потопал дальше, все приговаривая о том, как ему не страшно и какой он смелый. Но тут вдруг все повторилось: не прошел Манера Улыбаться и десяти шагов, как хруст за спиной раздался снова. На этот раз он прозвучал совсем близко, будто бы прямо над ухом.

Гуффин отпустил ручку тележки и выхватил из кармана пальто продолговатый зеленый цилиндр.

– Кто здесь? – дрогнувшим голосом спросил он темноту. – Я вас не боюсь!

И тут хрустнуло снова. Снова за спиной. Шут обернулся и… тут он все понял.

– Мерзавка, это ты там скрипишь?! – яростно прошипел он.

– Я пытаюсь починить ножку… – жалобно всхлипнула Сабрина в мешке.

– Да будь ты неладно, проклятое полено! Прекрати немедленно, или я тебе и вторую ногу сломаю!

Сабрина заплакала, а шут, обзывая куклу худшими словами, продолжил путь к переправе.

И все же за злобой ему не удалось скрыть то, как он напуган. Гуффин боялся так сильно, что уже не замечал вездесущих комаров и почти даже не проклинал все на свете, когда поскальзывался на мшистых камнях заболоченной мостовой.

Гуффин даже перестал оборачиваться, а все потому, что с определенного момента он перестал себе доверять: фантазия рисовала в каждом кусте, в каждой коряге или ржавой почтовой тумбе фигуру в черном, наблюдающую за ним. О, он прекрасно знал, кто здесь может таиться. И меньше всего хотел столкнуться с ним…

Наконец дорожка оборвалась, уйдя под затянутую кувшинками воду.

Шут остановился.

У края воды стоял высокий чугунный столб, на вершине которого расположились фонарь и колесо с натянутым на его обод тросом. Трос тянулся над болотом к очередному столбу, а оттуда – к еще одному, и так дальше, пока не терялся в темноте.

К тому столбу, что был на берегу, прислонилась небольшая тумба с вывеской «Переправа», под которой значилась приписка: «Зажги фонарь».

Грохнув мешок с ойкнувшей куклой на землю, Гуффин открыл дверцу на тумбе и переключил торчавший в ее глубине рычажок. Самовзводное огниво чиркнуло, и промасленный фитиль в плафоне над головой, фыркнув, загорелся; не прошло и минуты, как фонарь облепили стрекозы.

– Что дальше? – Гуффин шморгнул носом и взялся исследовать тумбу на предмет рычагов, которые он, видимо, должен был дернуть, чтобы переправа заработала. Впрочем, сломать он ничего не успел, так как тут колесо на столбе пришло в движение и начало вращаться; канат на ободе, в свою очередь, натужно заскрипел, будто старый каторжник, вознамерившийся рассказать случайному слушателю о своей горемычной судьбе.

– Подождем… – Шут поежился в своем пальто и огляделся по сторонам. Кругом, кроме темноты и вездесущего камыша, казалось, ничего было.

Гуффин всматривался в заросли у дорожки – ему померещилось, что они как-то уж подозрительно колышутся, и крепко сжал в кармане свое тайное оружие – не хотелось бы пускать его в ход.

Сабрина также наблюдала за болотом – из мешка. Она никого не видела, но это не значило, что поблизости никого нет. Ей стало страшно.