Изумрудов резко отвернулся, засунул руки глубоко в карманы своей яркой куртки «Томми Хильфингер» (это был подарок Салтыкова, и он с этим подарком не расставался) и зашагал по темной аллее к флигелю. Валя догнал его уже у самого крыльца. Машина с официантам" из ресторана давно уже ушла., И в Лесном чужих н" осталось — только свои.
Глава 10
ВАТЕРКЛО3ЕТ
С самого утра Долорес Дмитриевна Журавлева не присела — все дела, заботы. Так всегда бывает по понедельникам после воскресного затишья: машина привоз рабочих, начинается новая трудовая неделя, и нет ни минуты покоя.
Переехать в Лесное и стать там консультантом рационных работ и хранителем будущей музейной экспозиции (которой пока еще не было и в помине) Долорес Дмитриевна согласилась после долгих мучительных раздумий и то лишь только из-за денег. По меркам Музейного фонда, где Долорес Дмитриевна бессменно трудилась почти двадцать лет, пятьсот долларов, положенные ей качестве жалованья Салтыковым, были приличной суммой. Возраст Долорес Дмитриевны был самый опасный — предпенсионный. В Музейном фонде шли постоянно реорганизации и сокращения. Долорес Дмитриевну на работе ценили, да и подруга ее профессор Филологова никогда бы не дала ее тронуть, сократить — ее слов многое значило в научных кругах, однако…
Однако все было сложнее, чем казалось на первый взгляд. И когда все та же Филологова сообщила Долорес Дмитриевне о предложении Салтыкова, которого она хорошо знала еще по Парижу, куда неоднократно ездила в составе самых разных делегаций, она почти сразу же поставила вопрос ребром: «Дорогая моя, это предложен нам с тобой надо принять, одна без тебя я там не справлюсь».
Перспектива крутых перемен, переезда из Москвы в область и жизни в отреставрированной усадьбе, превращенной не то в загородный клуб, не то в отель-музей вселила в сердце Долорес Дмитриевны сомнения и переживания, которых она доселе не знала. Она часто вспоминала, как работала; вместе с Филологовой в усадьбе Поленово, в Пушкиногорье, завидуя в душе хранителям этих прославленных музеев, известным на всю страну ученым, постоянно выступающим по каналу «Культура».
Долорес Дмитриевна считала, что и ей тоже есть что сказать с телевизионного экрана о разумном, добром, вечном. Но в Лесном с его сумбурной и нескончаемой стройкой все было совсем не так, как в Поленове.
Сама не зная как, Долорес Дмитриевна с головой погрузилась в ненавистный быт, в мгновение ока превратившись из консультанта-хранителя в самую обычную экономку. Кроме проблем с реставрацией интерьеров и воссоздания первоначального облика усадьбы, на нее лавиной обрушились обязанности кухни, уборки, слежки за тем, чтобы рабочие не воровали и не лодырничали, чтобы из Коломны вовремя приходила машина с продуктами и бельем из прачечной, и многое другое, от чего по вечерам адски болела голова и подскакивало дарение.
Наталья Павловна Филологова бытом в Лесном занималась. Она умела себя поставить и одновременно соблюсти все приличия. Да и Салтыков, кажется, уважал ее большей чутко прислушивался к ее мнению, потому что Наталья Павловна была ведущим специалситом по истории усадебно-парковой архитектуры восемнадцатого века. И знала фамильные хроники дворянских родов Салтыковых, Лыковых, Бибиковых, Бестужевых, Ягужинских, Меньшиковых, Голицыных, Мещерских, Нарышкиных и Трубецких намного лучше и подробнее, нем все их разбросанные по свету, разобщенные революциями, эмиграциями и всеобщим отчуждением, потомки.
А Долорес Дмитриевна была всегда лишь тенью своей подруги, да и по натуре — покладиста и безотказна… Когда из города приходила машина с продуктами, заказанными Денисом Григорьевичем Малявиным, ведавшим в Лесном не только стройкой, но и всеми повседневными бытовыми расходами, и оказывалось что, как всегда в спешке, позабыли заказать свежий творог, сметану или яйца, Долорес Дмитриевна, не ропща, брада в руки сумку, надевала куртку и старые кроссовки и сама отправлялась в Воздвиженское в магазин пешком.
Да, все это было, конечно, хлопотно и обременительно. Но Долорес Дмитриевна успокаивала себя мыслью о главном преимуществе жизни в Лесном: под крылом Салтыкова она и ее обожаемый, росший с трех лет без отца сын Валя существовали практически на всем готовом. Ежемесячную зарплату в пятьсот долларов в этой глуши не на что было расходовать. И в результате для сына Вали (о себе Долорес Дмитриевна думала мало) постепенно накапливался какой-никакой капитал.
В этот, столь памятный для всех обитателей Лесного понедельник у Долорес Дмитриевны было много неотложных дел, но на панихиду в церковь по отцу Дмитрию она все же успела. На кладбище, правда, не пошла, вернулась домой, в Лесное, на попутной машине. Водитель запросил пятьдесят рублей, и всю дорогу Долорес Дмитриевна корила себя за эту бессмысленную трату: и полтинник — тоже деньги, пригодятся — дайте срок. А из церкви можно было бы и пешком дойти и на этом сэкономить.
Дома, к своему удивлению, она застала в жилом флигеле лишь Марину Ткач, а более никого.