Молчание сфинкса

— Связь? Тогда слушайте, что было дальше. Примерно через месяц больного Кибалко поймали. Милиция задержала его здесь же, в этом же районе, возле какой-то колхозной фермы. Он был в ужасном состоянии — сильно истощен, кроме того, у него были все признаки тяжелой простуды — жар, кашель. Из изолятора при милиции его пришлось доставить снова к нам в больницу. И он находился у нас все время, пока решался вопрос о помещении его в спецстационар на продолжение принудительного лечения. Но я перехожу к самому главному. За те недели, пока больной Кибалко находился у нас, я имел с ним несколько бесед. Нет, я не пытался установить причину убийства им Луговского. У психически больных причинная связь между их поступками крайне нелогична, извращена; Однако долг лечащего врача заставлял меня разбирать этот трагический случай. Мне было необходимо выяснить, почему после столь успешного, как нам казалось, лечения сном и значительной ремиссии у больного внезапно наступил такой регресс, такой эмоциональный срыв. Я вел журнал наблюдений за больным Кибалко, пытался заново установить с ним контакт. Это было нелегко. Он после убийства, побега и задержания находился в тяжелейшей депрессии. Твердил, что ему страшно. Что страх приходит к нему по ночам, во сне…

— А этот ваш метод снолечения, в чем он заключался? — спросил Никита. — Вы что — пациентов снотворными накачивали?

— Мы применяли целую серию седативных препаратов в комплексе. Методика предполагала и использование гипноза в некоторых случаях, — уклончиво ответил Волков. — Спешу вас заверить, что методика эта была одобрена тогдашним Минздравом, вызывала большой интерес у наших коллег за рубежом. Сон у наших пациентов был— всегда спокойный, глубокий, ровный. Это был целебный сон, и в целом ряде случаев нашим больным становилось гораздо лучше после сеансов снотерапии. Но в случае с Кибалко эта методика дала совершенно обратный результат. На сеансах Кибалко рассказывал мне о своих страхах: страшно ему было, по его словам, именно во сне, его мучили кошмары. Особенно часто повторялся один и тот же навязчивый сон. Он говорил мне, что ему снилось всегда одно и то же: он просыпается у себя в палате в полной темноте. Просыпается от ощущения, будто бы рядом с ним кто-то есть. Кто-то смотрит на него. Затем, по его словам, появлялось мерцание и блеск. Кибалко употреблял, насколько мне помнится, очень необычное сравнение: казалось, что это одновременно и блеск драгоценных камней, «самоцветов», как он выражался, и блеск глаз хищного зверя.

Потом из мрака возникала какая-то бесформенная тень, которая приводила его в особенный ужас, и когда ему казалось, что он вот-вот умрет от страха, тень эта внезапно оборачивалась грудой сокровищ. Немалую роль в этом кошмаре играли и голоса. Кибалко, по его словам, всегда слышал два голоса. Один всегда был женский, певший какую-то заунывную песню без слов. Второй — больной описывал его коротким словом «нечеловеческий» — обращался к нему, внушал, что он может стать несметно богатым, свободным. Что буквально под ногами у него лежит сокровище, которое он может взять. Больной Кибалко был уверен, что во сне ему являлся, — Волков внимательно посмотрел на Никиту, — клад, спрятанный в земле. И этот клад, принимавший разные путающие обличья, разговаривал с ним по ночам и давал указания, как собой завладеть. Из того, что путано и бессвязно далее рассказывал мне больной, я понял, что и убийство доктора Луговского было совершено им под влиянием этого навязчивого маниакального бреда. Голос «клада» приказывал ему убивать. Жертв, по-видимому, должно было быть несколько. Я помню, что в речи больного очень часто повторялось слово «мастер». Причем смысл в него вкладывался больным, я бы сказал, самый что ни на есть булгаковский. По словам Кибалко, клад во сне приказывал ему напоить землю кровью мастера, в качестве первого условия открытия себя, завладения собой. Кибалко отождествил этого самого «мастера» с доктором Луговским. Увы, в нашей практике такие случаи нередки, когда больные переносят свои негативные ассоциации именно на лечащего врача, делая его объектом агрессивного посягательства.

— А Кибалко что-то конкретное про этого «мастера» говорил? — спросил Никита. Слово «мастер» его встревожило и как-то зацепило. Он ведь уже слышал его раньше… Только вот где, от кого?