Молчащие псы

Здесь следует пояснить еще одну вещь. Я упоминал, что Баторий, расспрашивая в Литве о пурпурном серебре, услышал легенду о "серебре Убуртиса". Содержание этой легенды известно, поскольку в свое время ее записал ксендз Людовик Адам Юцевич в "Воспоминаниях о Жмуди". Эта байка рассказывает о немецком рыцаре, который превратился в дьявола-душителя, когда жмудины сожгли его живьем (так может, речь шла об Ульрихе фон Книроде?), и о русском крестьянине Убуртусе, который пришел на Жмудь и дьявола победил, добыв его сокровищницу, укрытую в горе Джуга (Юцевич назвал эту легенду "Мудрый Убуртис и дьявол"). Весьма любопытным является предположительный источник легенды об Убуртисе. Так вот, один из сотников смоленского полка, что был вспомогательным для польско-литовской армии под Грюнвальдом, звался Убуртянец или же Убуртинов (в немецких источниках: Uburtinus). Именно эта сотня русинов на обратном пути на родину отсоединилась от своего полка и пошла кружным путем, через Жмудь.

Вся последующая часть истории пурпурного серебра содержится в рамках длившегося несколько столетий поединка между Великим Княжеством Московским, с течением времени превратившимся в Российскую Империю, и Польшей – поединка, в котором Польша, сама не зная о том, обречена была на поражение и уничтожение. Тот, кто начал бы читать "Молчаливых псов" с предыдущего предложения, спросил бы сразу: почему это Польша в XVI и XVII столетиях – гигантская держава, растянувшаяся между Балтикой и Черным морем на севере и юге, между Одером и Днепром на западе и востоке, заранее была обречена на поражение и уничтожение? Ответ не заключается исключительно в пурпурном серебре, хотя оно оказало весьма полезным, а под конец – и решающим инструментом этого поражения.

Начнем с того, что в России империалистическую кровожадность повелителей поддерживал распространенный во всем обществе культ тех же повелителей, в то время, как в Польше из поколения в поколение привилегированные классы, магнаты и шляхта, силой понижали ранг и рамки власти монархов, приведя ее, в конце концов, до комического уровня. Польша сделалась курьезно страной Европы – у нее единственной не было сильной регулярной армии (ее заменяло шляхетское ополчение, которое становилось в ряды, если того желало, и не становилось – если не желало), и она не знала сильной, абсолютистской, королевской власти, способной вести осмысленную внешнюю и внутреннюю политику. Отсутствие такой власти было не только результатом моральной нищеты и глупости обладателей голубых кровей, но еще и их продажности; "молчаливые псы" изнутри и втихую, неумолимым терпением разлагали народ и его правительство, как бактерии разлагают больную плоть. Действовать тем же оружием в отношении противника было нельзя в свяхи с другим существенным недостатком – отсутствием в Польше пурпурного серебра, которое Россия берегла, словно зеницу ока, и которым весьма разумно пользовалась.

Баторий был сильным правителем, и "молчащие псы" не могли придержать его эффективно, как только устроив ему "неожиданную" кончину. Русский историк Карамзин писал: "Король этот, один из величайших монархов на свете и самый страшный неприятель России, кончиной своей доставил много радости Москве". Потом был еще один шанс, уже последний столь крупный – в XVII столетии.

В 1610 году главнокомандующий польских войск, гетман Станислав Жулкевский, разнес на клочки русскую армию в битве под Клушиным, занял Москву, склонил русских бояр к избранию царем польского королевича Владислава IV и начал готовить польско-русскую унию. Все шло, как по маслу, русская аристократия в большинстве поддерживала поляка. И если бы все это удалось, сегодня Польша доходила бы до Камчатки, разговаривала бы со США как равный с равным, а может даже, как и более равный. А не удалось дело потому, что папаша, польский король Зигмунд III, сделал все, чтобы… отодвинуть сына от царского престола! Боярин – хранитель сокровища, человек, имени которого мы не знаем, и который действовал в сговоре с двуличным (на первый взгляд способствующим Польше) московским патриархом Филаретом – вскрыл на Жмуди тайник со сребрениками, и новорожденные "молчащие псы" из окружения Зигмунда стали подстрекать отца против сына. Зигмунд III потребовал царского трона для себя лично, а от русских, чтобы те оптом перешли в католичество, что было нонсенсом, и что, естественно же, возмутило православный народ. В результате всей той польской свары царем стал… сын Филарета, Михаил, тем самым учредив династию Романовых. Миру известно мало случаев, когда из рук выпускают столь грандиозный шанс.

Последствия разногласий, возникших по причине пурпурного серебра и раздирающих Польшу изнутри, проникновенно заметил придворный проповедник Зигмунда III, Петр Скарга. В проповеди "О домашнем несогласии" он с опережением на несколько сотен лет и с громадной точностью пророчествовал упадок и последующую неволю Польши: