Она сосредоточилась на Шелби, свернувшейся калачиком у изголовья кровати, ее длинная толстовка была натянута на колени. Она была такой маленькой. И такой красивой. Орион хотела утешить ее, сказать, что она говорила не правду, что это из-за перенесенной травмы и что она на такое не способна. Но утешать кого-то ложью — это не что иное, как стрелять в кого-то накачанного морфием. Он не почувствуют этого сразу, какое-то время человеку будет комфортно. Но ущерб рано или поздно проявится.
— Когда ты вонзила заточку во Вторую тварь, когда увидела, как он истекает кровью, лежа на гребаном бетоне, скажи мне, что ты не почувствовала того же, что чувствовала я? Скажи, что тебе не понравилось, хотя бы немного то, что у тебя появилась возможность наказать его за то, что он сделал с нами. Скажи мне, что эта власть ничего для тебя не значила. Скажи, что ты не сделала бы этого с Первой тварью, если бы могла? С доктором Бобом? С каждым ублюдком, который использовал нас, — ответила Орион со слезами на глазах.
Она спрятала лицо руками, стараясь успокоить быстро бьющееся сердце. Затем сделала глубокий вдох.
Шелби закусила губу.
— Да, наверное, у меня те же чувства… просто я не понимаю, почему ты хочешь так рисковать, ты ведь можешь сесть в тюрьму.
Гул телевизора был заглушен тем, что Жаклин отключила звук и повернулась лицом к Орион.
— Именно об этом я и говорю! Я тоже это ощущала, подруга, — сказала она. — Что-то в этой мести, в этом правосудии было сладостно и хорошо, и в этом чувствовалась сила, власть. Это было правильно. Но это была самооборона, ясно? Это было оправданно. Это… — она махнула рукой в сторону Орион. — То, о чем ты говоришь… это совсем другое. Чертов самосуд. Это преднамеренно. Слишком много гребаных минусов. Оно того не стоит, Орион.
Орион скрестила руки на груди, готовая ответить, постоять за себя. Они спорили не в первый раз и не в последний. В каком-то смысле Орион ценила Жаклин за то, что та держала ее в напряжении. За роль адвоката дьявола. За то, что была занозой в ее заднице.
— То есть, хотите сказать, что не сделали бы этого с доктором, который насиловал вас, если бы появилась такая возможность? — она бросила слова, как оружие.
И она знала, что была права. Но они тоже были правы. Оказаться в тюремной камере после всего, через что они прошли, было не вариантом. С той ночи, с того момента, как она впервые задумала убить его, она знала, что скорее умрет, чем проведет еще одну ночь в какой-нибудь клетке.
Жаклин прищурилась.
— Без сомнений, — ответила она. — Но это разные обстоятельства, и ты это знаешь.
Орион постучала босой ногой по ковру.
— А чем отличаются эти обстоятельства? — спросила она. — Он делал это с тобой. Со мной. С Шелби. Они продавали нас, как чертов товар. То, что мы сбежали, еще не значит, что он остановится. Он до сих пор на свободе. Такие люди, как он, никогда не остановятся, они не могут. Это как болезнь. И как остановить его, если не самообороной? Только исцелить от этой болезни.
Жаклин вздохнула.
— Я знаю, каково тебе сейчас. Я пробыла в этой проклятой Клетке дольше вас обеих. Если честно, я бы хотела отрезать член каждому из них. Но есть законы. Есть люди со значками и пистолетами, которые раздают приказы. Существует целая судебная система, Орион. В наши дни они знают о нас больше, чем мы сами! — она помолчала. — Преступники — это забота полиции, детка. Они ловят монстров, запирают их на замок. И все остальное дерьмо. Пусть они сами делают свою работу.
Орион стиснула зубы.
— Но он должен умереть. Ему нужно почувствовать хоть немного моей боли. Нашей боли, — ее голос был резким. Мерзким.
Жаклин кивнула.
— Я не возражаю.
Орион вскинула руки, встала с кровати и принялась расхаживать по комнате.
— Мы говорим об уважаемом докторе, об онкологе. Какие могут быть улики против него? Показания накачанной наркотиками девчонки, которая утверждает, что узнала его обувь и одеколон, и бейдж, который однажды выпал, когда в очередной раз он насиловал ее? Я не привыкла к этому миру, но я уверена, чтобы посадить его в тюрьму, нужно гораздо больше, чем мое слово.
— Но ты видела его бейджик, — предположила Жаклин.
— Да, — согласилась Орион. — На долю секунды. В то время как меня приковали к кровати и собирались насиловать. Истощенная, избитая, сломленная. Я была заперта в клетке в течение многих лет. Мой авторитет здесь далеко не железный. Его крутой адвокат просто убедит всех, кого нужно, что я бедная, испорченная девушка с травмирующими воспоминаниями и гневом, который некуда девать. У него целый мир богатых друзей, которые будут поддерживать его. И даже если его каким-то образом осудят, он отсидит, скажем сколько, года два?
Жаклин усмехнулась.
— Ты много думала об этом.
Орион прищурилась.
— Да, каждую секунду с тех пор, как мы сбежали. Каждую секунду с тех пор, как я его увидела.