Молчи

— Я полицейский, Эйприл, — сказал он, потягивая пиво. — Я могу избавиться от тела самостоятельно, так что большое спасибо, не надо.

Она фыркнула.

— Да, верно, мистер «Сборник Правил». Тебе не одурачить меня нарядами полицейского. Я знаю, что твоя «мораль» и «этика» слишком непоколебимы, чтобы убить кого-то и попытаться выйти сухим из воды. Ты был бы первым человеком, который умер бы от гребаного беспокойства.

Он сел на диван.

— Не обязательно впутывать мораль и этику. У большинства людей есть эти качества.

Она закатила глаза.

— Большинство людей скучны. Итак, чего ты хочешь от меня?

Он вздохнул и сделал еще один глоток пива.

— Мне нужна помощь с Орион.

Эйприл замерла, не донеся последние равиоли до рта. Маринара капнула ей на колени.

— Она пытается оттолкнуть меня. Я беспокоюсь о ней. Я… — он замолчал. Он не собирался рассказывать Эйприл о поцелуе, обо всех этих сильных, всепоглощающих чувствах, потому что это шло вразрез с моралью и этикой, которыми Эйприл только что его дразнила. Его учили хорошим манерам. Уважению. Он не болтал о поцелуях. А еще он был эгоистом. Он знал, насколько редким был этот поцелуй. И как это больно для нее. Он хотел, чтобы все это принадлежало ему и Орион. Если быть честным с самим собой, он хотел большего, но сегодняшний день показал ему, что она не готова к этому. Если бы он надавил, она бы сдалась. У нее было бы достаточно времени, чтобы возненавидеть его за то, что он был еще одним мужчиной, который отнял у нее всё. Тогда бы он ненавидел себя.

— Да, ты все еще носишь в себе большой старый факел для нее, — закончила за него Эйприл. — Или, может быть, нужно зажечь новый, потому что это совершенно новая Орион.

Иногда его пугало, насколько проницательной может быть его сестра. Не в первый раз он жаловался на то, что ее интеллект был потрачен впустую, пока она принимала заказы в дерьмовой закусочной. Он давно отказался от попыток выразить это словами. Мэддокс не хотел причитать, как делали их родители. Эйприл была молода. И несмотря на то, что показывало ее поведение, наряды и характер, у нее были проблемы с уверенностью в себе.

— Это совершенно новая Орион. Ри, конечно, все еще там. Но она ожесточилась. Она напугана, — сказал он. — Я не могу заставить ее доверять мне. Она меня не впускает.

Эйприл уставилась на него.

— Конечно, не заставишь. Ты мужчина, придурок. Она была в плену, подвергалась насилию и пыткам от мужчин почти половину своей жизни. Ей понадобится целая жизнь, чтобы снова чувствовать себя нормально от прикосновения мужчины. Не будь таким тупым, Мэдди.

Ярость закипала в его животе.

— Я бы никогда, бл*дь, не поднял на нее руку. Или на любую другую женщину. И ты это знаешь.

Эйприл закатила глаза.

— Приручи зверя, Брюс Баннер. Ты мой брат. Я знаю, что ты не какой-нибудь психопат. И Орион тоже это знает. В каком-то логическом отсеке мозга. Но сейчас ею управляет не он. Ей предстоит пережить годы дерьма. Годы страха, боли и ужаса, которые нужно преодолеть. И доверие к тебе не стоит на первом месте в ее списке. Не имеет значения, кем ты был для нее раньше, Мэддокс. Дело даже не в тебе. Только в ней. И в том, кем она была раньше. Кем она сейчас является.

Не в первый раз он пожалел, что монстры, ответственные за это дерьмо, не находятся в этой комнате, чтобы он убил их голыми руками. Эйприл была так уверена, что он непоколебим в своей морали и этике, но если бы у него был шанс, он отказался бы и от того, и от другого, чтобы отомстить. За Орион. За эту печаль в голосе своей сестры. Ведь ее это тоже ранило. Глубоко.

Он подумал о взгляде Орион в то утро, и о мертвенности, которую он там увидел. Там было нечто, в чем он не мог признаться, потому что раньше смотрел в глаза убийце, и знал, что есть схожести.

— Мы теряем ее, Эйприл, — сказал он. — Я теряю ее, — тихо добавил он.

В глазах его сестры закипела ярость.

— Мы уже потеряли ее, Мэддокс, — огрызнулась она. — Я просто поддерживаю ее новую версию. И что? Ты хочешь, чтобы я использовала свою слабую благосклонность к ней для чего? Чтобы ты снова стал любовью всей ее жизни? Ей не четырнадцать, Мэдди. Ее главная цель в жизни — больше не быть любимой Мэддоксом Новаком или любым другим мужчиной, — Эйприл встала. — На самом деле, я понятия не имею, какова сейчас ее цель в жизни. Но я точно знаю, что буду рядом с ней.

Мэддокс всегда соглашался со своей матерью в том, что Эйприл не должна включать ту маленькую часть себя, которая была избалована и делала, что хотела. Бросила колледж на деньги родителей, никаких извинений, никакой реальной ответственности, выбирала неуравновешенных парней.

Но в какой-то момент его сестра превратилась в женщину, и притом хорошую. Очень свирепую. Он чертовски гордился ею. И стыдился самого себя. Потому что все, что она говорила, было чертовски правильно.

Он провел руками по волосам, потому что, черт возьми, ему не хотелось плакать, как маленькой сучке.