— Ты не должен заботиться обо мне, — сказала она, стараясь произносить слова медленно, следя за тем, чтобы каждое из них было заострено так, чтобы у него пошла кровь. — Тебе не нужно этого делать. Я не твоя работа. Я не твоя школьная подружка. Я не какая-нибудь девица с проблемами, которую ты должен спасать. Я — ничто.
Рот Мэддокса сжался в жесткую линию.
— Ты знаешь, что это чушь собачья, Орион. Ты для меня не пустое место.
Наконец-то, хоть немного стали в его голосе.
Она приподняла бровь.
— Хорошо, тогда кто я для тебя? — потребовала она. Но не дала ему ответить. Она не собиралась позволять ему пытаться сказать ей, кто она такая. — Ты хочешь, чтобы я была жертвой, Мэддокс, — выплюнула она. — Потому что тогда ты, Мэддокс Новак, сможешь стать героем.
Он не дал ей той реакции, которую она хотела. Он не был жесток, не обижал ее в ответ.
— Нет, Орион, я не хочу защищать тебя, — тихо сказал он. — И я чертовски уверен, что не хочу, чтобы ты стала жертвой, — он шагнул вперед. — Я знаю, что ты совсем не такая. Ты — воин, — Орион затаила дыхание, но он встал недалеко от того, что она считала своей невидимой границей. Необходимая границу между ней и другими людьми, чтобы остановить постоянную потребность содрать с себя кожу, которая болела от воспоминаний о том, что происходило, когда другие люди — другие мужчины — приближались к ней. — Ты гребаный воин, Орион. В сердце. В сознании. В душе. Весь мир уже знает об этом. Тебе просто нужно наверстать упущенное.
Поцелуй у двери был единичным. И в нем виновата текила. Она больше не будет этого делать. Так что она слегка отстранилась от него, но нерешительно.
— Я хочу, чтобы ты стала героиней своей собственной истории, — тихо сказал Мэддокс.
Если бы он ударил ее физически, то причинил бы меньше вреда. Зрительный контакт, тон, сами слова — все это было маленькими ножами, прокалывающими ее кожу.
Она не могла этого терпеть. Он смотрел на нее так, словно она была кем-то, кого нужно вылечить. Будто она достойна его. Достойна счастья.
Орион почти сделала это, просто чтобы он не подходил ближе. Она чуть не сказала ему, что убила человека. Забрала отца у детей. Овдовела женщину. И что ей это понравилось. Что это каким-то непонятным образом зарядило ее энергией. В каком-то смысле она была зависима от этого. Она хотела сказать ему, что планирует сделать это снова. Тогда это бы чертовски точно стерло бы это выражение с его лица. И отправило бы ее в полет с того гребаного пьедестала, на который он ее поставил. На который ее поставил весь мир.
Ее рот открылся, слова готовы были сорваться с языка, но она остановила себя. Она могла лгать ему, всем окружающим, но не могла лгать самой себе. Маленькая, и самая ключевая частичка ее самой должна была стоять на этом пьедестале. Ей нужен был этот взгляд. Нужен Мэддокс.
Она остановилась, не дойдя до полного признания.
— Я не героиня, Мэддокс, — сказала она, отступая назад. — Я злодейка. Ты просто еще этого не видишь.
Она потянулась вперед, хватая кофе, пакет, а затем захлопнула дверь у него перед носом, чтобы доказать свою точку зрения.
— О, у тебя поджаренные равиоли, — сказала Эйприл, глядя на пакет с едой на вынос, который держал Мэддокс. Она наклонилась вперед и выхватила его у него из рук. Он был полицейским. Он должен обладать лучшими рефлексами, чем это. Но ничто, кроме сверхспособностей, не заставило бы его победить свою сестру, когда речь шла о поджаренных равиоли.
— Ты хочешь меня задобрить для чего-то, — сделала вывод Эйприл — и не ошиблась, уже жуя равиоли, обмакнутые в соус маринара. Она закатила глаза. — Ладно, неважно, что нужно? Закопать тело? Доем и возьму свою лопату.
Мэддокс усмехнулся, направляясь к холодильнику, чтобы взять пиво. Холодильник был полностью заполнен, все организовано «системой» Эйприл, о которой ему не разрешалось знать. Ему было наплевать. Он был просто счастлив, что его сестра помешана на чистоте, а это означало, что ей нравилось убираться. Но она не любила готовить. Так что в основном там были просто закуски или дерьмо, которое она добавляла в коктейли.
Он знал, что странно жить со своей сестрой, будучи взрослым мужчиной, но если твоя сестра Эйприл, а в твоем прошлом была Ри, это имело смысл. Они с Эйприл каким-то образом стали друзьями во всем этом дерьме. До этого они вцеплялись друг другу в глотки, ссорились и подкалывали друг друга. Она была просто его раздражающей, драматичной младшей сестрой, а он был мудаком-старшим братом. И конечно, у них было много разногласий за эти годы, например, когда ему приходилось вытаскивать ее из бара в Теннесси, когда она ездила за гребаной рок-группой по всей стране. Они много ссорились, но быстро мирились, потому что знали, что нуждаются друг в друге, и они знали, что хоть их родители были любящими, они действительно были только друг у друга в этой жизни. Потому что ни один из них не оправдал мечты своих родителей. Так что они держались вместе. Они исцелялись вместе. И в процессе они сблизились.