«Молчи» (СИ)

— Нормально, — обхожу его, устремившись быстрым шагом вперед по коридору, надеясь, что намек будет понят, но нет. Причард следует за мной, продолжая попытки начать разговор. Кажется, рассказывает о своем настроении, но не слушаю, ведь опущенный взгляд скользит вверх. На ровный строй железных шкафчиков, и я всеми силами пытаюсь остановить это. Поднимаю глаза, пропустив мимо пару широких мужских спин, после чего резко врезаюсь взглядом в лицо парня. Он прижимается плечом и виском к стене, продолжая, по всей видимости, терпеть развратные шуточки Фарджа, на которые коротко отвечает: «Меня сейчас стошнит», — но все равно усмехается, качнув головой, и проводит рукой по волосам, задевая синяк на лбу. Поворачивается, теперь спиной прижимаясь к той же стене, но взгляд уже переводит на толпу подростков, идущих по коридору. Без интереса. И зрительно натыкается на меня. И взгляд не действует ударом по моему сознанию, я с такой же злостью смотрю на него, в ответ, делая большие шаги, чтобы оторваться от Причарда, о котором забываю думать в тот момент, когда ОʼБрайен прижимается затылком к стене, ладони по-прежнему держа в карманах кофты. Между нами словно происходит зрительное сражение. Ни мне, ни ему не нравится находиться под чьим-то наблюдением, но из-за чувства гордости не уступаю, сильнее хмуря брови, будто думаю, что внешняя суровость скроет под собой мою разбитость. Да, это самое верное решение. Звучит слюняво, выражение малолеток, которые стремятся выделиться из толпы себе подобных, но… Черт, ношение масок спасает жизни. Лучше придумать для себя роль, образ непоколебимой, пусть и сучки, стервы. Пускай тебя возненавидят, прекратят понимать, воспримут, как моральную уродку, как «нечеловека». Но, черт возьми, в таком случае ты выживешь. Как давно я начала воспринимать реальный мир, как поле боя?

Щурюсь, выражая особое беспричинное на данный момент презрение к ОʼБрайену. Знаю, это странно, но мне для злости хватает того факта, что он просто смотрит на меня. Подобная реакция на любого мужчину, даже на отца. Уверена, что это связано с моим изнаси…

Хватка сбивает мысли. Буквально переминаюсь с ноги на ногу, когда преследователь в лице Причарда разворачивает меня, держа за локоть. Мой сердитый взгляд до краев переполняется возмущением, когда вскидываю голову, вцепившись им в лицо парня, которое могу рассмотреть впервые. «Золотой мальчик». Чем-то внешне напоминает куклу Кена, только с более пухлыми губами. И меня воротит. Сжимаю зубы, опустив взгляд на наши руки. Прикосновение грубое, даже требовательное, будто я обязана остановиться и выслушивать его. Причард остается весел, не придавая значения тому, что касается меня. Видимо, тема прикосновений для него обыденная. Уверена, он привык к тому, что многие только и ждут, чтобы он невзначай установил телесный контакт с ними. Не могу понять, как так можно относиться к такому виду «общения»? Прикосновения говорят о высшей степени доверия. Это даже интимнее, чем просто смотреть кому-то в глаза.

— Помнишь, ты обещала мне помочь с предметами, — говорит, и я держусь, чтобы не рассмеяться. Обещала? Я обещала? Это в какой жизни?

— Ты свободна сегодня? — Спрашивает, а мне не удается прекратить сверлить взглядом его пальцы, которыми он продолжает «жамкать» мой локоть.

— Нет, — ответ даю холодно, не пытаясь скрыть своей незаинтересованности, и дергаю плечом, освобождаясь от неприятной горячей ладони.

— Занята, да? — Догадывается, а я с прямой простотой моргаю, непринужденно отрицая:

— Нет, — хмурю брови, скользнув взглядом по его кроссовкам. — Я не хочу тратить свое время на тебя, — поднимаю голову, но не смотрю ему в глаза и не чувствую, что мой грубый ответ как-то повлиял на настроение Причарда. Кажется, он все так же улыбается. Что с ним не так?

Хмурю брови, решая поставить точку, и разворачиваюсь, игнорируя усилившуюся между ног боль. Прихрамываю, задумчиво уходя в себя. Ожидала более яркой реакции на свою грубость. Эмоции не пугают, за их счет человеку проще понять, чего ждать от других. Но в этом случае, мне приходится настороженно удаляться прочь. Причард не послал, не ругнулся. Он продолжал улыбаться.