Проходят всего три урока, а я уже выжата без остатка. Брожу по коридорам, выполняя мелкие поручения учителей, которым лень хоть на время перемены оторвать свой зад от стула. Принести чай? Хорошо. Почему он холодный? Почему горький? Что? Занести за вас распечатки секретарю? Окей. Пойти и узнать с каким классом у вас следующий урок? Серьезно? Я — староста, а не специалист по мелким поручениям. Хотя, кому это интересно?
Большая перемена — самая любимая. Ненадолго, но я могу позволить себе передохнуть в корпусе, один этаж которого отведен для разных кружков. До трех часов это место пустует, только иногда можно увидеть дежурного учителя и социального педагога, которые должны следить за порядком в любое время. Не хотелось бы натыкаться на них, но с другой стороны могу сказать, что мне нехорошо, вот и решила посидеть в тишине. Стены здесь покрыты старой бледной краской. Этаж никак не отремонтируют. Непонятно, на что деньги сдаем каждый год. Иду вдоль дверей, пальцами вожу по рыхлой стене, задевая рисунки и фотографии в рамках. Эхом слышен шум с нижних этажей. Серый свет пробивается через жалюзи на окнах. Уныло. Но спокойно. Шагаю в сторону уборной, чтобы проверить состояние своего лица, да и просто ладони погреть под горячей водой охота, больно прохладно здесь, могу даже уловить свист сквозного ветра, что скользит в коридор из-под дверей. Подхожу к туалетной комнате, но не переступаю порог, ухватившись всем организмом за странный запах гари. Опять дети шалят с дымовыми бомбами? Непроизвольно закатываю глаза, быстро преодолевая расстояние, и уверенно толкаю рукой дверь мужской уборной. Однажды в школе чуть не произошел пожар, а все по вине малолетних чад, которые решили вызвать сатану в туалете. Каких чудиков здесь только не увидишь?
Но из уборной на меня смотрят вовсе не чудики. Четверо парней и три девушки стоят возле подоконника, держа пальцами свертки бумажек с каким-то наполнителем внутри. Травка? Запах очень специфичный. Но больше всего меня удивляет присутствие среди людей Причарда, что смотрит на меня, внезапно улыбнувшись, в то время как остальные заливаются обреченными вздохами.
— Черт, теперь она нас спалит, — мямлит незнакомая мне девушка, затягивая, и, по всей видимости, курение черт знает чего приносит ей неимоверное наслаждение, ведь ее веки прикрываются. Я недолго стою на месте, решая махнуть рукой на происходящее, да и не мое это дело. Пускай травят себя. Но уйти мне не удается.
— Мэй никого не сдаст, — не знаю, что вводит меня в больший шок: то, что Причард опять прибегает к физическому контакту, схватив меня под руку, или его немного приказной тон, сопровождаемый широкой улыбкой. Заставляю себя оглянуться, чтобы в который раз показать, что мне не нравится, когда меня касаются, но парень не смотрит на меня, резко дернув от порога в холодное помещение.
— Она скажет. Эта сука всегда на всех доносит, — язвительно произносит один из парней, и все соглашаются. Дергаю руку, вновь сделав шаг в сторону выхода, правда, понимаю, что этим все не ограничится. «Золотой мальчик» буквально силой заставляет меня встать у подоконника, так и не разжав пальцы, словно я его собачонка на поводке. Таким образом, оказываюсь практически в ловушке, ведь полукругом стоят люди, продолжающие без стыда называть меня гадкими словами, перечисляя все те моменты, когда я палила кого-то за чем-то, выходящим за рамки школьных правил. Замечательно.
Смотрю в пол, сохраняя притворное равнодушие на лице, и обращаюсь к Причарду:
— Отпусти мою руку.
— Не расскажет она, — он продолжает говорить с друзьями, куря травку. Обсуждение моей личности происходит открыто, словно меня здесь нет. Никто не собирается меня слушать, поэтому вновь и вновь пытаюсь освободиться, чувствуя, как пальцы парня сильнее сжимают мой локоть.
— Хочешь тоже курнуть? — Еще одна девчонка, что стоит сбоку от меня, тянет ко мне сверток, но я отворачиваю голову в сторону, сжав губы. Взгляд не поднимаю даже тогда, когда двое парней начинают перешептываться, громко рассмеявшись.
Мне некомфортно. Чувствую себя заключенной под надзором диких собак. Боль скручивает живот, заставляя колени подкашиваться, но продолжаю стоять ровно, с каждой брошенной в мою сторону фразой теряя все больше уверенности. К чему эта внешняя непоколебимость, когда в подобные моменты ты не можешь постоять за себя? Свободной ладонью щупаю ножик в кармане кофты, вдруг дернувшись от боли. Резкой. Парень, что с удовольствием продолжает называть меня крысиной сучкой, смеется, переговариваясь с Причардом, и прижимает к моей щеке подобие сигареты. Обжигает, и мои большие глаза поднимаются на незнакомца, действие которого одобрительным гоготом встречают остальные. Прижимаю ладонь к ожогу, отшагнув к стене, и панически дергаюсь вперед, в попытке, наконец, покинуть это место, но Причард грубо, уже не скрывая себя настоящего, толкает меня обратно. Вот вам и прилежный сын, хороший ученик, курящий траву в школьном туалете.
Вжимаюсь, взглядом ношусь по полу, задевая обувь и ноги людей, которые не прекращают свои издевки.