Мольер

«Смотри, Амфитрион: вот заместитель твой!
В своих чертах признай Юпитера. Явился
Я с громом, чтоб ты знал, кто здесь перед тобой.
Довольно этого, чтоб ты душой смирился,
Чтоб снова ты обрел и счастье и покой.
То имя, что весь мир, робея, произносит,
Рассеет здесь все клеветы и ложь:
С Юпитером дележ
Бесчестья не приносит.
Познав теперь, что твой соперник — бог богов,
Гордиться можешь ты и звать себя счастливым».

Когда пьесу играли при дворе, эта тирада, должно быть, вызвала немало улыбок. Комедия имела большой успех, прежде всего благодаря «летающим машинам» и совершенству декораций. Пролог ее очарователен; увы, дальнейшее не оправдывает ожиданий. Меркурий останавливает Ночь, которая путешествует по небу, удобно расположившись в колеснице, запряженной парой коней. Меркурий любезно просит Ночь замедлить их бег, чтобы облегчить дело Юпитеру:

«Пусть быстрый бег замедлят ваши кони,
И пусть, чтоб утолить весь пыл его страстей,
Промедлит Ночь на небосклоне,
Длиннейшей став из всех ночей.
Позволь ему вполне восторгом насладиться
И не пускай Зарю на небосклон,
С которой должен возвратиться
Герой, чье место занял он».

Ночь возмущена, что ее заставляют заниматься таким ремеслом. Для Мольера это повод выпустить когти:

«К лицу ль такие рассужденья
Вам, Ночь, богине молодой!
Постыдны эти порученья
Для черни низкой и простой.
Постыдного для высших не бывает,
Достойным делать все способность нам дана:
Ведь от того, кто их свершает,
Меняют вещи имена».

Голос автора слышится и в начале I действия, в словах дрожащего от страха слуги Амфитриона, Созия (его играл сам Мольер). Поставив фонарь на землю, он клянет своего господина:

«Когда бы ближнего любил он, право,
Меня бы не послал блуждать во тьме ночной».

А затем мы погружаемся в вату — или, чтобы выразиться поизысканнее, в легкую дымку, заполняющую пустоты на аллегорических картинах того времени, в изящные облака, позлащенные лучами вечерней зари в миг, когда за их колышущейся завесой тут и там зажигаются бледные звезды. Великий Мольер показывается в своем подлинном обличье только под конец, в стихах, под которыми мог бы подписаться Лафонтен:

«Но кончим речи, господа,
И разойдемся все под сень родного крова.
О всем подобном иногда
Умней не говорить ни слова».

И мы испытываем искушение последовать этому совету в том, что касается «Амфитриона».

«ЖОРЖ ДАНДЕН»

Сезон 1667/68 года (с 15 мая 1667 года до 18 марта 1668-го) не был удачным. Лагранж записывает только, что его пай составил 2608 ливров 13 су, и воздерживается от всяких комментариев. Но можно представить себе, как разочарованы актеры, как они опасаются за будущее. Чтобы их успокоить и сохранить их доверие, Мольеру непременно нужно добиться большого успеха, и он удваивает усилия. Пале-Рояль вновь открывает двери в пятницу 13 апреля 1668 года. Идет «Мизантроп»; в труппе одиннадцать пайщиков. 25 мая вместе с «Родогуной» дают «Критику „Андромахи”» — жалкую вещь, постановка которой не делает чести Мольеру и не приносит желаемых плодов. Как бы недостойно ни вел себя Расин, платить ему тем же не следовало. Но великие души не лишены подобных слабостей.