Молево

Путники прокашлялись, подняли над глазами навесцы из собственных ладоней и вгляделись в область, отделяющую землю от неба, но в данный момент наоборот, сливая их меж собой. Там, меж бугристой местности слегка выдавался более значимый бугор. На нём едва различалась довольно статная и величавая церковь с колокольней. А подол холма был облеплен горстками почти вовсе неразличимых крыш разновеликого жилища. Вся сложившаяся архитектура ничуть не вредила здешнему природному выражению. Она даже по-своему участливо и слаженно дополняла первозданную мысль Создателя. Здесь и церковь – средоточие высшего духа на земле, здесь и естество природы – выразитель местного духовного мира, здесь избы людей – хранилища духа человеческого. А всё в слитности создавало необычайно могучее восприятие духа всеобщего. Он словно проникал в каждый отдельный образ, видимый глазом и сердцем, и отдавался оттуда единой сущностью, насыщая собой всё пространство как таковое. Правда, во всеобщей полноте зияла трещина…

8. Ручей

Большую часть дальнейшего пути составлял уклон переменчивой крутизны. Он сменялся чуть заметным после слабого, довольно пологим после слишком крутого, а в промежутках – просто умеренным. Конь изабелловой масти резво бежал, меняя аллюр с рыси на галоп и обратно, весело выдавая громкое ржанье. Путники молчали.

– Тпру! – Воскликнул местный житель и добрый человек в тот миг, когда долгий извилистый уклон кончился возле ручейка, что не в меру тут разлился вширь, живописуя собой замысловатое сплетение многочисленных струй меж разновеликих островков.

Конь остановился довольно резко, и всех седоков откинуло вперёд, чуть не сбив возницу на круп лошади. Тот поцокал языком и высказал удивление:

– Куда же мостик подевался? Дела. Ах, да, его ж, поди, не было никогда, как и самой дороги. Хе-хе. Придётся всем спешиваться да идти вброд. Лошадка пустой воз потянет. А мы ей подсобим.

Так и сделали. Возница пошёл впереди, удерживая вожжи и отыскивая узкие места в плетениях ручейка. Мужчины упёрлись руками в телегу, облепив её по бокам и сзади. Та медленно двинулась вперёд, всяко попадая в мелкие ямки то одним, то другим колесом, легко их одолевая. Бывало, все четыре попадали в углубления. Тогда дело ухудшалось и вызывало общую натугу всех мускульных усилий аж до содрогания. Но и в этом случае лошадь и четверо мужчин оказывались победителями. Атаманша, она же дамочка-организатор, а звали её, кстати, Татьяной Лукьяновной, со свойственным ей энтузиазмом ушла немного ниже по течению, в надежде отыскать более удобную переправу. Ксениюшка, чисто из любопытства, двинулась наоборот, выше по течению.

Когда подвода передними колёсами уже вылезла из воды, получив неожиданное ускорение, коренастый мужчина, подталкивающий её сзади, не найдя упора мощным дланям, размашисто плюхнулся в ручей. Затем, сжимая сильные пальцы и одновременно захватывая мелкие камешки, поднялся на ноги и стал разглядывать добытые минералы. Там были большей частью обыкновенные голыши из бледно-серого гранита. Но в левой горсти он обнаружил что-то, показавшееся ему необычным (уж он-то знал толк в камнях), ухватил двумя пальцами этот голышок тёпло-коричневого цвета с красноватостью, не гладкого, но слегка слоистого, остальное ссыпал долой и отряс пустую ладонь. Изучив находку внимательно, он с осторожностью положил её в карман, свободный от штихелей, чтобы та случайно не измельчилась от соприкосновения с металлом.

Татьяна Лукьяновна уже была на противоположном берегу, дошла до продолжения дороги и поджидала там остальных путешественников, опираясь на посох, найденный ею в воде у бережка ручья меж камнями. Он там, по-видимому, отлёживался с незапамятных времён, и как бы нарочно сыграл роль указателя на место благополучного перехода.

– Хорошая палка, – сказал возница, перекидывая вожжи в сторону телеги, когда та полностью оказалась на продолжении дроги, – старинная, небось.

– Правда? Угу? Действительно? То-то, с её помощью мне удалось опередить вас всех-всех-всех. Хоть я проделала крюк-заворот, окольный путь.

– Ну, так оставьте её на всякий случай. Кто знает, вдруг пригодится, – молвил возница с несколько вопросительным тоном, залезая в телегу.

– Конечно, безусловно, разумеется, – женщина подняла отшлифованный временем и выбеленный водой посох, ухватила его второй рукой и поцеловала посередине, – пусть этот дар из античности будет моей опорой ныне и в дальнейшем. Во веки веков.

– Аминь, – густо прогудел Николошвили, блеснув поднятым к небу взором, и опустился на корточки.

Авксентий, поводив головой туда-сюда, отметил нечто для себя любопытное:

– Другая наша дамочка что-то нигде не показывается, – сказал он с опаской в интонации сжиженного баритона.

– Подождём, – усмешливо изрек бывший скульптор, – хе-хе, женщин всегда приходится ждать, особенно молодых. – Он медленно стряхивал с непромокаемой одежды свежие воды ручья, нечаянно обрызгивая сидевшего поблизости поэта Николошвили. Тот поднялся и столь же неспешно отошёл подальше да повыше. Похоже, удачно.