Молево

– Ты считаешь, я спрашиваю тебя о его сверхчеловеческих способностях добывать семечки? – Мирон-Подпольщик подбоченился, выставив одну ногу вперёд. – Хе-хе. Тут явный и убедительный образец телепортации. Из вагона поезда прямо на тутошний пьедестал. Обычные люди ничего подобного делать не умеют.

Боря, тем временем, спокойно сидел на каменном возвышении, занимаясь прежним делом, да только покачивал головой таким же манером, что и тогда в автобусе, да похихикивал, почмокивая губами. А вся компания, шажок за шажком, приблизилась к нему и окружила новоявленного сверхчеловека плотным кольцом. Татьяна Лукьяновна первой осмелилась задать вопрос, буравящий сознание поголовно всех людей, удачно прибывших сюда при содействии замечательной лошади изабелловой масти:

– Оп-па-па-па-па… Ты давно здесь, на нашей матушке земле? И облюбовал себе выгодное положение, будто памятник?

Вопрос облекался напевными нотками, обычно возникающими при священнодействии. И, на всякий случай, атаманша легонько возложила на Борино плечо свой посох. Тот не провалился вниз, так, если бы человек, лузгающий семечки оказался привидением.

– Часа два. – Абрам Ицхакович столь же легонько спихнул палку кулачком, поросшим редкой шерстью и полным шелухи. Часть её просыпалась на колено. – Да и вы слишком скоренько явились. – Он дунул в сторону колена, а изо рта вылетело ещё несколько скорлупок, дополнив случайное безобразие. – А вот Денис Геннадиевич обещал нам целый день пути. Аномалия какая-то. – Боря пальцами другой маленькой руки попытался подобрать мусор в щепотку, но оттуда просыпалась чуточка целеньких семечек.

– Нет, не аномалия, – возразила Ксения задумчиво, с обеспокоенностью, – на нас тут на всех надвинулась эволюционная мутация.

– У? – Абрам Ицхакович задал вопрос одновременно и себе, имея в виду попытки определиться с шелухой и семечками, чтоб не спутать одно с другим, иначе говоря, отделить зёрна от плевел.

– Произошёл эволюционный скачок. Он сделался чем-то подобным пульсации местного пространства бытия, а также в непредсказуемом провиденческом хождении вселенского времени. Вот что, – сказал Николошвили не без уверенности в зычном голосе, и уставился в небеса.

– А, да-да, – любитель депортации сунул слегка мохнатую длань с семечками в карман, освободив её там от содержимого, и вынул. Затем собрал с колена шелуху, да пополнил ею кулачок с прежними отходами. Поднялся, плавно развёл недлинные руки, одну ладонью вверх, другую кулачком вниз, и заговорил тихим голосом:

– Причём, скачок чисто технический, причём, в два этапа, и, причём, тот скачок был задолго до нашего благополучного прибытия сюда. – Это Боря сходу поддержал научно-поэтическую мысль Николошвили. – Сначала человечество приручило вольную скотину для того, чтобы облегчить бытование, – он указал поднятым подбородком на отдыхающего жеребца изабелловой масти, – а затем оно изобрело механическую повозку, – Борин кулачок, полный шелухи, выгнулся в другую сторону, где как раз остановился его знакомый «ПАЗик», собирающий пассажиров в обратный путь к железнодорожной станции.

И все пользователи гужевого способа передвижения мгновенно расхохотались, обнялись и пустились в хоровод вокруг пропавшего, но вновь обрящегося попутчика.

– А всё-таки жалко! – Воскликнула самая молодая особа, когда пляска закончилась.

– Так-так-так-так. О чём ты жалеешь-сокрушаешься-горюешь? – вопросила Татьяна Лукьяновна.

– Угу, о чём? – поддержали её остальные.

– Жалко, что эволюционный скачок отпрыгнул от человека и переместился в его окружение, в его обслуживание, учинился чисто техническим. Ведь было бы значительно лучше, когда бы природные способности людей позволяли делать то, что они делают с помощью иных приспособлений, – печально молвила Ксениюшка.

– Ну-ну-ну-ну, твоя претензия чисто к нашему Денису Геннадиевичу, – радостно поддержала мысль девушки убеждённая антидарвинистка. – Теория у него какая-то непоследовательная. Его эволюция взяла да вдруг переключилась от биологического гомо-сапиенса на искусственные механизмы, сугубо внешние для человеческого организма. Стала трудиться над мёртвой техникой. Ваш абиогенез дал задний ход. И в наши дни эта мертвечина эволюционирует, а живой, биологический тип, её создавший, вроде бы скоренько инволюционирует. Ослабевает. Негоже, ох, негоже. Вот мы теперь полностью зависим от всяческой внешности по отношению к человеческой плоти. Неспособны ничего поделывать без технических инструментов и орудий. Так-то ведь? Так-то. Хе-хе! Выходит, что именно только к развитию мёртвой техники она относится, эволюция-то ваша? Мёртвой. А? Да сама она тоже ведь мертворождённой оказалась, вышла-то сия учёность от ума, исключительно механистического, а не от живого.

– Существо, скованное помощью, – сказал Авскентий.

– Что-что-что-что? То есть, кто?

– Человек. Он всегда был скован помощью. Нет у него возможности жить без помощи. И неважно, чьей. Себе подобного, животного, машины. Денег. Бога, наконец. Полное отсутствие самостоятельности. Ну, почти полное. Существо, скованное помощью.