Молилась ли ты на ночь?

– Только один раз! – возразила я. – Если бы ты не предпочла прогулку с юношами познавательной экскурсии в морг, то уже знала бы, что никаких кинжальных ран у Полуянца нет.

– Нет? – повторила Трошкина. – То есть его не зарезали?

Я не ответила, потому что вопрос был дурацкий. Алка, однако, явно считала дурочкой вовсе не себя.

– А с чего ты вообще взяла, что он был мертв? – спросила она.

– Здрасьте! – обиделась я. – По-моему, если парень бревно-бревном лежит в луже крови с кинжалом в груди, вполне естественно предположить, что он мертв! Правда, мамуля?

– Многое зависит от ситуации, – осторожно ответила та. – К примеру, Майя Плисецкая в партии «Умирающего лебедя» была очень убедительна, но при этом неизменно оставалась жива и выходила на поклон. А кем был этот ваш знакомый?

Я не успела ей ответить. Трошкина пугающе вытаращила на мою родительницу глаза и вскричала:

– Тетя Варя, вы гений!

– Так говорят, – скромно согласилась она.

– А ты, Инка, не в маму уродилась! – Меня подружка заклеймила позором. – Это же очевидно!

– Мне очевидно лишь одно: меня не ценят! – надулась я. – И не трудись объяснять очевидное, я уже поняла, что сцена с кинжалом – это спектакль. Ведь Полуянц был актером, так?

– Беру свои слова обратно, она все-таки ваша дочь, – извинилась Алка, но не передо мной, а перед мамулей. – Похоже, так и было: Полуянца вовсе не убили, он просто изображал покойника.

– Только не двадцать минут назад, – справедливости ради напомнила мамуля. – Нужно чертовски талантливо играть покойника, чтобы обмануть патологоанатома со стажем!

– Да, после рокового удара доской у Ашота Гамлетовича не было шансов выйти на поклон, – согласилась я. – А вот с кинжалом… Слушайте, это как же надо вжиться в роль, чтобы никоим образом не отреагировать на мое неожиданное появление на сцене? Я-то ведь полегла рядом с Полуянцем вовсе не по сценарию!

– Вот говорит женщина, чрезмерно избалованная мужским вниманием! – посетовала Трошкина. – Да парень просто волю тренировал! Знаешь, сколько баек рассказывают театралы про недобросовестных бутафорских покойников, которые, лежа в гробу, чихают или храпят, тем самым превращая великую трагедию в низменный фарс? И вообще, Кузнецова, чего ты хотела? Чтобы Полуянц обнял тебя хладными руками и прижал к своей груди рядом с кинжалом?

– Это уже было бы чересчур, но хоть как-то обратить внимание на мое присутствие он был обязан, – заупрямилась я.

– Возможно, Армен Отеллович решил проверить, насколько убедителен созданный им образ? – предположила мамуля. – Ты – непредвзятый зритель, и артисту было интереснее увидеть твою реакцию, нежели реагировать самому!

– Если я была публикой, то кем гад под диваном? Суфлером в будке? – съязвила я.

– Он мог быть другим актером, – сказала Трошкина. – Который как раз репетировал роль коварного средневекового злодея, бегающего за коврами и драпировками и наносящего удары исподтишка!

– Кстати, кинжал отлично вписывается в эту систему образов, – поддержала ее мамуля.

– Кинжал был бутафорский! – уверенно сказала я. – Только этим можно объяснить отсутствие дыр.

– Дыр?

– В самом Полуянце и в его рубашке.

– Точно, в театре в ходу такие стилеты – с лезвием, которое при ударе утапливается в рукоятку, – вспомнила мамуля – завзятая театралка.

– Постойте-ка! – Трошкина взволнованно заерзала на стуле. – А разве драгоценный серебряный кинжал господина Хризопразова был бутафорским?

– Кто такой господин Хризопразов? – спросила мамуля. – Я его знаю?

– Никто из нас его не знает, – ответила я, напряженно думая над тем, что сказала Алка. – А зря! Похоже, пришла пора с этим господином познакомиться.

– Когда пойдем? – с готовностью спросила Трошкина. – Может, двинемся прямо сейчас?

Я критически посмотрела на подружку:

– Похоже, тебе нравится ходить в ночное!

Алка покраснела и обиженно спросила:

– Ты на что намекаешь?

– Вчера вечером тебе дома не сиделось, сегодня та же история! И кто из нас после этого прирожденная ночная бабочка? – повредничала я.

– Ночная бабочка? Кажется, напрасно я пустила воспитание дочери на самотек! – пробормотала мамуля.

Разговор становился все менее приятным, и тут очень кстати прибыл Зяма. Его появление произвело в кафе небольшой фурор, девушки-официантки так впечатлились незаурядной внешностью моего братца, что засновали по залу, точно трудолюбивые пчелки, хотя до того ползали, как сонные мухи. Барышня, обслуживающая наш столик, прилетела с меню и уставилась на Зяму так, словно он был самым сладким десертом.

Почему дамы так реагируют на моего братца, я не вполне понимаю. Конечно, Зямка красавец, к тому же одевается так импозантно и ярко, что не затерялся бы даже в праздничной толпе папуасов, но это не объясняет, почему разновозрастные особи женского пола при виде его цепенеют и в напряженном молчании нервно сглатывают слюнки. Сам Зяма объясняет это явление наличием у него неких флюидов. Что это такое, кто бы мне объяснил? Видимо, какая-то загадочная нематериальная субстанция по части великого АСа Роберта Артуровича.