Молилась ли ты на ночь?

– На Наждачной Томочка живет, – вспомнила я.

– Как раз в том дворе, – сказал Зяма, махнув рукой в сторону роковой подворотни. – Просто днем я подвез тебя с другой стороны.

– Гнусный райончик, – поежилась я. – Плотность криминальных ЧП на квадратный метр выше, чем в Гарлеме. Утром Томочку изнасиловали, вечером мужика задавили!

– И не исключено, что в промежутке между этими двумя событиями случилось еще что-нибудь, не менее скверное, – согласился Зяма. – Я вот думаю, с чего этот парняга рванул вдогонку за джипом, теряя тапки? Не натворили ли те, кто в машине, еще чего-нибудь?

– Поделись своими соображениями с ними! – я кивнула на приближающуюся милицейскую машину.

Почти одновременно с ней, только с другой стороны, подъехала «Скорая». Зяма пошел объясняться с ментами. С расстояния в несколько метров я видела, как он выразительно жестикулирует, показывая, как ехали мы, как – джип и как сначала бежал, а потом летел человек, чье изувеченное тело перекладывали на носилки ребята из «Скорой».

Эти мудрые люди не захотели тонуть в девственных сугробах и пошли по тропинке, которую успели протоптать мы с Зямой. Таким образом, носилки с телом жертвы ДТП пронесли мимо меня, благодаря чему я испытала разнородные чувства. Первым была досада: наша бедствующая медицина испытывает дефицит не только лекарств для живых пациентов, но даже пластиковых мешков для мертвых. Покойника весьма небрежно прикрыли какой-то маломерной дерюжкой – вот и весь посмертный комфорт.

А вторым моим чувством был страх. Он накатил на меня темной волной, когда я увидела лицо покойника.

На носилках, абсолютно равнодушный к тряске, покачивался прыщавый юноша, который несколькими часами ранее по ошибке завалил меня розами, – сосед и поклонник Томочки!

Глава 14

Оцепенев, я молча смотрела, как медики, по-медвежьи косолапя, идут с носилками по протоптанной в снегу тропинке. И только когда их уже загрузили в «Скорую», я очнулась и напрямик, по снежной целине, ринулась к милицейскому автомобилю.

Служивые уже задали свои вопросы, получили на них более или менее удовлетворительные ответы и тоже собрались уезжать. Думаю, высокой скорости проведения опроса свидетелей и осмотра места происшествия немало поспособствовал мороз.

Патрульная машину уже пыхтела и фыркала, готовясь тронуться в путь, когда я подскочила к ней и задергала дверцу.

– Дюха, отпусти их, бензина нам уже дали! – издали крикнул Зяма, неправильно истолковав мое поведение.

– Плевать мне на бензин! – сквозь зубы выдохнула я.

Дверца наконец открылась. Я просунула голову в салон и торопливо сказала:

– Погодите, не уезжайте!

– Гражданочка! – ежась, недовольно сказал немолодой усатый милиционер. – Закрыли бы вы дверь, а? Холодно!

– Сейчас будет жарко! Я вам такое расскажу! – пообещала я и полезла на заднее сиденье.

– Вообще-то я просил вас закрыть дверь с другой стороны, – пробурчал неласковый усач.

Я посмотрела на погоны, украшающие его тулуп, и тихо чертыхнулась. Не умею я разбираться в воинских званиях! Никогда не понимала, почему бы служивым не придумать какую-нибудь более простую и ясную систему демонстрации собственной важности, чем погоны, шевроны и разные там аксельбанты? Папуля неоднократно пытался объяснить мне принцип обозначения воинских званий, но я усвоила только, что у лейтенанта на погонах две звездочки и у подполковника тоже две, но побольше. И еще у кого-то бывает две звезды не поперек, а вдоль погона, не помню, у прапорщика, что ли? Спрашивается, как тут не запутаться? Я бы предложила главнокомандующему спороть с погон подчиненных все эти звезды и полоски и просто вышить там буквы, соответствующие званиям: «л» – лейтенант, «к» – капитан, «м» – майор и так далее. Но папуля, выслушав мое рацпредложение, долго смеялся, а потом сказал, что идея неплохая и даже остроумная, но высшие военные чины ее не одобрят. Генералам не понравится носить погоны с вышитой на них буквой «г», их солдаты и без того разными нехорошими словами называют – за глаза, конечно.

Я же, глядя в колючие глаза усатого милицейского дяди, не знала, как правильно к нему обратиться, и поэтому сказала так:

– Здравия желаю, господа хорошие! Я знакома с покойным и знаю, где он живет, – тут я сообразила, что сморозила глупость, и поправилась:

– То есть где он жил.

– Фамилия?

– Фамилию его я не знаю.

– А свою?

– Свою, то есть мою? Кузнецова, Инна Борисовна Кузнецова!

Посторонним людям я никогда не представляюсь настоящим именем. Индия – это для узкого круга родных и близких.

– Рассказывайте, Инна Борисовна, – вздохнул усач.

– А вас как зовут? – спросила я, желая знать, как обращаться к собеседнику.

Не могу же я бесконечно титуловать его «господин хороший»!

– Прапорщик Грицай.

Я благоразумно удержалась от вопроса, что такое Грицай – имя или фамилия. В данный момент это было несущественно.

– Товарищ прапорщик Грицай, я этого парня сегодня уже видела, – сказала я строго по теме. – Это сосед моей сослуживицы Томочки, она живет как раз в том дворе.

– Адрес?

– Ой, я сейчас точно не вспомню, но могу показать. Давайте туда проедем, а?