Молись и кайся

А здесь, напротив нас, жил Юрец – в том доме, где зеленая крыша, помнишь? Юрцу было пятнадцать, он постоянно меня дразнил салагой. И вот после поездки в Геленджик я рассказал ему историю, после которой он пообещал: «Я больше никогда не буду тебя обзывать». А рассказал я ему вот что. Начал так: «Я здесь на самом-то деле по спецзаданию. Тебе ведь известно, что время на земле течет иначе, чем там, наверху». Юрец переспросил: «Чем там, в космосе?» А я отвечаю: «Это не совсем космос. Это – территория Бога. И то, что я тебе сейчас скажу, ты не должен рассказывать никому и никогда». Юрец заинтересовался: «Даю тебе слово». – «Как ты знаешь, – говорю, – у меня есть такое увлечение: я бегаю за бабочками». А я правда все время тогда бегал за бабочками: мне было интересно, смогу ли я их обогнать и почему такое крохотное существо движется быстрее, чем я. «И вот, – говорю, – однажды на школьном футбольном поле, когда я бежал за бабочкой, во время прыжка Господь забрал меня к Себе. Этого никто не заметил, потому что на земле за это время прошла всего секунда, а там я прожил очень много времени». – «И что?» – ошалел Юрец. «А дело в том, что Господь забирает к Себе только избранных, с неиспорченной душой», – ответил я.

Я, конечно, тогда не читал ни Евангелия, ни других священных книг; это было просто моими домыслами, представлениями о Боге. Только через много лет я понял, что приблизительно все так и обстоит на самом деле: Бог действительно забирает человека из жизни в тот самый момент, когда человек либо находится на пике добродетели, либо катится по наклонной, – чтобы не успел совершить еще более страшного греха. «Но, – сказал я Юрцу, – Господь призвал меня не затем, чтобы забрать навсегда, а чтобы я стал здесь, на земле, неким проповедником. Он отпустил меня обратно – собирать людей, чистых совестью, для последующей службы Богу». Тут я рассказал ему историю про моряков Геленджика и говорю: «Вот таким же образом Господь забрал и их. Конечно, здесь родные и близкие таких людей рыдают, что понятно: для них это тяжелая утрата. А по существу ничего ведь не произошло: человек просто ушел к Господу, служить Ему. Вот, говорят, эти рыбаки разбились о скалы. А откуда мы это знаем? Господь просто поднял их кораблик и взял к себе. Не было никаких физических мук, которые мы себе дорисовываем. На земле происходит, – говорю, – строгий отбор в команду Бога. И такие, как я, должны призывать людей, чтобы они потом Ему служили. Вот это и есть мое спецзадание – поговорить с тобой. Мне бы очень хотелось, чтобы мой сосед всегда был чистым и хорошим».

Конечно, рассказывая все это Юрцу, я хотел приобрести в его глазах значимость – мотив, если разобраться, не лучший. Я, разумеется, не видел тогда себя со стороны, не помню своих интонаций, но он, пятнадцатилетний, поверил мне, десятилетнему! Он со страхом спросил: «И что?» – «Ничего, – говорю. – Просто сегодня ночью ты уснешь и не проснешься». Он еще сильней испугался: «А как же родители?» – «Конечно, – отвечаю, – они будут плакать. Но ничего, когда-нибудь и они уйдут туда и будут утешены, узнав, где оказался их сын». И тогда Юрец промямлил: «Я не готов…» Я сделал вид, что задумался, а потом согласился: «И не надо. Значит, тебе еще рано». – «Как – рано? – сразу обиделся он. – Тебе, наверное, сейчас поступил сигнал, да?» – «Я наврал, – сказал я. – Ничего такого со мной не происходило, я все придумал». – «Ты так говоришь, потому что у тебя недоверие ко мне возникло!» Вот после этого Юрец и сказал, что никогда больше не будет меня обзывать. Но кстати, слово не сдержал. А я до сих пор удивляюсь, почему он поверил. Может быть, помогла сила, которая дается актеру в такие моменты?

6

С работы Авдеев вышел злой и уставший, как почти всегда. Становилось темно, но на холмах еще различались развалины монастыря. За то, что тут возник город, надо благодарить ученого Палласа. Знаменитый естествоиспытатель посетил эти места в XIX веке. Придирчиво изучил долину и, вернувшись в столицы, доложил по инстанциям. В 1808, високосном году здесь появился форт Строгий, а командированный из Петербурга сухонький геодезист Ерофеев отметил его у себя в межевом атласе точкой.

Со временем на холмах вырос Покровский монастырь, что стало поводом дать поселению более жизнерадостное название – Святоград. Из Петербурга снова приезжал все такой же субтильный геодезист Ерофеев и опять что-то у себя черкал. Одно жаль: просуществовал монастырь ровно до того дня, как в городок пришли большевики. Они решили вопрос без затей: монахов собрали во дворе обители и расстреляли, саму обитель взорвали, а город, заменив всего одну букву, переименовали в Светоград, намекая на зарю новой жизни. Старую букву вернули уже после развала СССР. Разумеется, имея в виду возвращение к поруганным святыням.

Авдеев сел в машину. Включил радио: