Молитесь за меня (СИ)

- Что? - Моцарт виновато засмеялся. - Я просто сочиняю сейчас, дорогой Штадлер. Ночь - это мое время. Надо же, - он поднял голову, - у Констанцы свет горит в окне. Пока, Штадлер. - И он постучал во входную дверь, всем видом показывая, что разговор закончен.

Констанца действительно не спала. В прихожей она встретила мужа со свечой в руках.

- А я вот ждала тебя.

- Переживала?

- Конечно. Как все прошло?

- Ты у меня самая лучшая женушка в мире. - Вольфганг поцеловал Констанцу. - Как все прошло? Говорят наилучшим образом. Кто-то даже плакал.

- Но ты как-то излишне спокоен...

- Слушай, дорогая, вы со Штадлером словно сговорились. Я же не мальчишка, тридцать лет на сцене. Да если честно, моя первая вещь, написанная для масонов, была куда сильнее. Наверное, тогда по отношению к ним я еще питал какие-то иллюзии.

- А теперь?

- Дорогая Констанца, спасибо, что дождалась меня, теперь иди спать. А я...

- Ты еще хочешь поработать?

- Обязательно. Я там сидел и жалел, что нет со мной пера и бумаги. Доброй ночи.

- Моцарт!

- Да?

- Я хотела сказать... Нет, в другой раз. Доброй ночи. - Женщина вдруг подошла к мужу и прислонилась головой к его груди.

Моцарт был явно растроган.

- Ты словно прощаешься со мной, дорогая моя женушка. Ты что плачешь?

- Нет, ничего. А я ведь вспомнила.

- Вспомнила?

- Ту траурную музыку, которую ты для масонов написал в восемьдесят пятом. Там еще слова пророка Иеремии были...

- "Он пресытил меня горечью, напоил меня полынью... Воды поднялись до головы моей: я сказал: "погиб я".

- ...я тогда обрыдалась.

- Да ну? А я думал тебе соринка в глаз попала.

- Издеваешься? Все, иду спать.

Уже с неделю Моцарт не писал лежа: на левом боку сразу начинались перебои в сердце, а на правом писать у него не получалось. Он наловчился это делать так: сооружал на кровати что-то вроде сиденья, упираясь на две высокие подушки, на деревянной доске раскладывал бумаги, ставил чернильницу. Рядом лежала скрипка. Все-таки писать стоя, как это делают Лойбль и его коллеги, он не будет никогда. Стоя нужно либо играть, либо дирижировать.

... Часа через два он незаметно уснул, вернее, забылся в полудреме - полусне. Перо так и осталось в руке... Огромный зал, шум голосов, настраивается оркестр: ля, ми, ре, соль... А вот и он, Моцарт, красиво одетый, в блестящем камзоле выходит и кланяется публике, которая встречает его шквалом аплодисментов. Становится полубоком и к оркестру и к залу. Заиграла музыка. Ну, конечно же "Eine Kleine Nachtmusik" - "Маленькая ночная серенада". Боже, как легко скользит смычок, неужели эта дивная музыка написана им? В какой-то момент ему почудилось, что он скворец, сидящий на ветке. Звуки сами льются из трепещущего горла, славя прекрасный божий мир. А в зале, сколько в зале знакомых лиц! Кто там справа, в первом ряду? Неужели папенька? Анна Мария, дражайшая моя мамочка, и ты здесь?! Тебя же столько лет нет на свете... Впрочем, разве это важно сейчас? А вот и Мария Анна, любимая сестренка. И Кузиночка, Анна Текла. Она смотрит на меня такими же влюбленными глазами, как тогда, в Париже. А это кто? Иероним Коллоредо, зальцбургский князь-архиепископ? Негодяй! С какими словами он выгонял меня со службы: "Я не хочу иметь никакого дела с таким жалким подлецом". Титулованный хам в мантии, святоша, поднимающий глаза к небу, а с людьми обращающийся хуже, чем со своими собаками. Сколько не живу, кровь закипает в моих жилах при воспоминании об этом человеке. Но странно, сегодня меня это совсем не трогает... Штадлер, Пухберг, брат и сестра Жакины... Зигмунд! Я рад тебя видеть, дружище.

Что это? Закончилась третья часть серенады, сейчас начнется Rondo-Allegro, но я... я забыл еJ?! Господи, как же так? Что играть дальше? В зале смех. Почему? Где мой камзол? Я голый! Чем же прикрыться? Парик, скрипка - больше у меня ничего нет. Они показывают на меня пальцем. И уходят, уходят, уходят. Коллоредо, Штадлер... Антон? Почему? И папа? Он встает. Любимый, наилучший из отцов, останься! Сел на место. И Зигмунд и сестра, и Кузиночка - они продолжают сидеть. Отчего они плачут? Но где же моя одежда? Мне холодно... Господи, помоги мне! Господи, погиб я! Не верю, что Ты не слышишь меня. Не оставь меня, Господи... Откуда это светящееся облако. Оно обволакивает сцену, меня, зал, скрывая дорогие лица. Я могу видеть их, словно через пелену тумана. Но стало тепло. И музыка... Музыка. Откуда она? Боже, какая чудесная музыка, разве возможно написать еJ человеку? А сквозь розовый свет я вижу, как начинает наполняться зал незнакомые лица, их много, как их много. Но откуда это музыка? ... Моцарт открыл глаза. Со словами: "Я понял все", он вскочил с постели. Несколько раз в течение дня Констанца пыталась прервать его работу, но ни к обеду, ни к ужину, Вольфганг не вышел.

- После, после, милая женушка. Похоже, я успею дописать реквием. Я все, все понял.

- Что ты понял Вольфганг? Лицо его горело, Моцарт на секунду оторвался от бумаги: