Я знаю, что недавно она приняла таблетку, но «Гидро» не оказывает такого эффекта. Что бы на нее не повлияло, это произошло внутри того дома.
Теперь она снова раскачивается взад и вперед.
— Рэйн.
Она поднимает на меня свои глаза, частично освещенные фонариком, и я замечаю в них дикое отчаяние. И теперь до меня доходит, что я неправильно понял всю эту ситуацию.
Рэйн не живет одна.
Она живет с гребаным монстром.
— Ты боишься его, не так ли?
— Кого? Я никого не боюсь. — Она оглядывается на дом, как будто он мог ее услышать, колено все еще дергается, и она едва дышит.
— Да, это так. Посмотри на себя.
Она сглатывает и смотрит на свое колено. Когда судорога останавливается, подбородок Рэйн вытягивается и начинает дрожать вместо ноги.
Я так сильно сжимаю челюсть, что чувствую, как мои зубы могут расколоться вдребезги. Дергая подбородком в сторону дома, мне удается выдавить:
— Этот ублюдок сделал тебе больно?
Она прикрывает ладошками, которые полностью закрыты рукавами толстовки, свой рот и нос. Затем закрывает глаза и качает головой. Не могу сказать с уверенностью, отвечает ли она на мой вопрос или пытается избавиться от каких-то нежелательных воспоминаний, но мне на это наплевать.
— Ты можешь остаться здесь на ночь.
Рэйн открывает глаза, но не убирает рук от лица.
— Дай мне перефразировать. — Я выпрямляюсь и стучу пальцем по полу. — Сегодня ночью ты останешься здесь.
Она не возражает, и я откидываюсь назад, делая большой глоток из бутылки, которую держу в руке.
Я бросаю ей на колени пакетик «Трэил микса».
— Ешь. Завтра куча дел, и от тебя не будет толку, если ты будешь голодна.
— Ты хочешь, чтобы я пошла с тобой? — бормочет она сквозь руки.
Даже несмотря на то, что ее лицо частично спрятано, и единственный свет, который есть в домике, исходит от карманного фонарика, направленного на стену, я вижу надежду в ее больших голубых глазах.
Я указываю на нее горлышком бутылки.
— Ты можешь пойти, если пообещаешь, что не съешь весь чертов M&M’s из этого пакета.
Рэйн опускает руки, обнажая свою улыбку, которую тщетно пытается спрятать, прикусив губу, и начинает копаться в пакете с орехами и конфетами, который лежит у нее на коленях. Она достает руку, держа между пальцами идеально круглую красную конфету. А затем она, бл*дь, щелкает ею в мою сторону. В этой части домика, где я сижу, так темно, что я не вижу, куда она летит, но затем слышу, как она отскакивает от фанерной стены где-то справа от меня.
— Сучка. — Я смеюсь, делая еще один глоток виски.
Благодаря этому маленькому комментарию, два драже M&M’s попадают мне прямо в голову.
— Ну все, держись! — Я хватаю кусок вяленой говядины и, наклоняясь вперед, начинаю шлепать ее этим куском, пока она не превращается в хихикающую, покрытую толстовкой кучу, которая извивается, лежа на полу. Затем откидываюсь назад, радуясь своей победе, и подвожу итоги дня.
Я ухмыляюсь, глядя на икающий комок девчонки, лежащей в позе эмбриона напротив меня.
Я делаю глубокий вдох и выдыхаю, переключаясь на вторую передачу. Меня даже не беспокоит то, что я, возможно, только что наполнил свои лёгкие пыльцой. Этот лес зовет меня домой с тех самых пор, как я покинул его тринадцать лет назад. Он выглядит точно так же, как я помню, только стал гуще и выше. И теперь, когда я разглядываю его на «Ямахе», а не пешком в старых рваных кроссовках из благотворительного магазина… он стал более размытым.
Нам удалось запихнуть всю еду и припасы в рюкзак Рэйн, но она никак не могла удержать равновесие на заднем сиденье моего байка с этой здоровенной штукой за спиной, и я решил сам его надеть и позволить ей сесть впереди меня.
Самое. Наихудшее. Решение. В жизни.
Задница Рейн, трущаяся о мой член, делает чертовски бушующий стояк еще крепче. Я пытаюсь думать о политике. О бейсболе. Об обнаженном Уилле Феррелле с его волосатыми яйцами. Но ничего из этого не помогает. Мои мысли постоянно возвращаются к тому, как легко было бы стянуть вниз эти маленькие пижамные штанишки и позволить Рэйн прыгать на моем члене.
Мы проезжаем по тропинке, где выступают наружу корни деревьев, и я клянусь Богом, что на каждой кочке эта сука выгибает спину и прижимается ко мне еще сильнее.
Я больше не могу этого выносить.
— Газ, — рычу я ей в ухо, отпуская правый руль.