— На пол! — приказываю я, притягивая Рэйн к полу и падая на колени. Подползаю к двери и смотрю в коридор, прислушиваясь к звукам, и все, что я слышу — это доносящийся из кухни шум от разрушений.
Рэйн двигается прямо за мной, когда мы направляемся в гостиную, в которой смог выглядит как клубящаяся черная грозовая туча. Сильный грохот рассекает сгустившийся воздух, будто гора посуды падает с кузова пикапа. Я игнорирую его, когда мы выходим в коридор, мой взгляд прикован к ближайшему выходу. Я поворачиваю налево и направляюсь к входной двери, аккуратно избегая разбитого стекла, которое оставили повсюду эти мелкие говнюки. Когда я дотягиваюсь до ручки и открываю эту чертову дверь, делаю два глубоких вдоха, прежде чем повернуться, чтобы помочь Рэйн обойти стекло.
— Рэйн?
Еще один грохот, сильнее, чем первый, сотрясает стены, когда я вглядываюсь в темноту, ища свою девочку.
— Рэйн!
— Я сейчас приду, — кашляя, отвечает она.
— Какого хрена ты там делаешь? — кричу я. Не получив ответа, не раздумывая забегаю обратно в дом. — Рэйн!
Зная Рэйн, вероятнее всего, она отправилась на кухню узнать, все ли в порядке с этими тупыми ублюдками. Поэтому я врываюсь в гостиную и направляюсь к источнику дыма в задней части дома. Через несколько футов воздух становится таким густым и горячим, что мне приходится опуститься на колени и дальше ползти.
— Рэйн! — зову я снова, прежде чем добраться до входа на кухню, который теперь напоминает чертовы огненные врата ада.
Вся стена, на которой висят шкафы, объята пламенем. Мебель горит так ярко и интенсивно, будто ее смазали жиром. По всей видимости, источником Инферно является плита, а если точнее — искореженная расплавившаяся груда пластиковых контейнеров, наваленная поверх газовых горелок, которые были включены на полную мощность. Основание шкафов по обе стороны от плиты уже выгорело, отсюда и грохот посуды, который мы слышали, и, похоже, что крыша будет следующей обвалившейся вещью.
На кухне не оказывается никаких признаков Рэйн или тех ублюдков, которые подожгли дом, поэтому я разворачиваюсь и ползу обратно тем же путем.
По крайней мере, я надеюсь, что это именно тот путь. Смог вокруг меня такой черный, что я не вижу собственной руки. Я останавливаюсь, когда кашель берет надо мной верх, но звук разрушающегося потолка вынуждает меня двигаться вперед. Мое сердце колотится быстрее с каждым футом, который я преодолеваю. Я уже должен был доползти до входной двери. Или хотя бы врезаться в стену. Сожаление обвивается вокруг моего горла, похищая воздух из легких.
— Рэйн! — рычу я между двумя глотками яда, ее имя оставляет во рту еще более неприятный привкус, чем смертельные угарные испарения, которые я вдыхаю ради нее.
Я знал с самого начала, что она будет моей погибелью. Я знал это, но все равно допустил случившееся.
От этого звука меня тошнит.
Вот что дают отношения. Они убивают нас.
Я снова слышу ее голос, предполагая, что у меня, должно быть, галлюцинации, пока не понимаю, что она кричит:
— Уэс! Уэс! О, Боже мой!
Я чувствую, как ее крошечные руки тянутся ко мне в темноте, хватая меня за руки и касаясь моего лица. Облегчение, которое испытываю от того, что она жива, омрачается яростью, пылающей внутри меня ярче, чем огонь в пластиковой посуде.
— Осталось чуть-чуть. Осторожнее, тут стекло.
Я чувствую, как что-то острое врезается в мою руку, когда впереди меня виднеется дневной свет. Рэйн открывает спиной дверь, я следую за ней, падая на крыльцо и чередуя кашель с рвотными позывами, пока мир вокруг меня, наконец, не перестает вращаться. И все это время я чувствую на себе ее заботливые руки.
— Прекрати, мать твою! — кричу я, отмахиваясь от нее и подползая к краю крыльца. Я отхаркиваю что-то черное, выплевывая это в кусты. Моя голова раскалывается, как и мое сердце, когда я пытаюсь понять, что, черт возьми, ей сказать.
— Мне очень жаль, — говорит она дрожащим голосом, затем садится на крыльцо рядом с тем местом, где моя голова свисает через край. — Я решила быстро вернуться в комнату, чтобы забрать рюкзак. Все твои лекарства были там. Я не могла их там бросить. Но когда вернулась, тебя уже не было. Я обежала вокруг весь двор в поисках тебя, прежде чем поняла, что ты вернулся обратно в дом.
Ее рассказ немного успокаивает мой гнев. Что не скажешь о мучительной правде, терзающей меня изнутри — правде о том, что в моем мире любовь и выживание взаимно исключают друг друга. Всего лишь на пару часов я допустил мысль, что, возможно, на этот раз все будет по-другому. Что может быть, я, наконец, смогу получить и то и другое. И что возможно, Бог все-таки не ненавидит меня.
— Уэс, скажи что-нибудь. Пожалуйста.
— Нам лучше сойти с крыльца.