Молитва о Рейн (ЛП)

Мы обошли вокруг горящего дома Картера, и конечно же Уэс оказался прав. Он припарковал свой мотоцикл прямо у дома, рядом с задней дверью, и, когда огонь наконец прогрыз кухонную стену, бензобак так раскалился, что взорвался.

Когда мы проходим мимо обломков по пути к тропе – видим, что рукоятка руля валяется в одном месте, крыло – в другом. И единственное, что я могу произнести:

– Мне жаль.

– Все в порядке, – говорит Уэс, не глядя на меня, – все равно он мне больше не нужен, – от его резкого ответа меня бросает в дрожь. Голос отстраненный и механический, как будто он говорил это миллион раз, чтобы оправдать миллион различных потерь.

«Все равно он мне больше не нужен».

Уэс будет испытывать то же самое, когда всадники заберут и меня?

Еще этим утром он бы такого не подумал. Сегодня утром он сказал, что напугался, проснувшись без меня. Но сейчас – не знаю. Как будто настоящий Уэс погиб в том пожаре, и все, что я получила обратно – это внешнюю оболочку.

Мы молча входим в лес и начинаем шагать по тропе, стараясь избегать грязных луж и упавших веток на нашем пути.

– Думаю, это хорошо, что мы не на мотоцикле, – говорю я, перешагивая через ствол упавшей сосны. – Это не тропа, а безобразие.

– Да, – безразлично отвечает Уэс, преодолевая препятствие, даже не глядя вниз.

Его глаза устремлены на что-то впереди. Я следую за его взглядом и чувствую, как моему сердцу становиться еще тяжелее. Уэс смотрит на мой домик на дереве.

– Ты ходила к своей матери прошлой ночью?

– Мм... нет, – говорю с заминкой, перешагивая через другое упавшее дерево. – Я... ходила рано утром, еще до того, как ты проснулся.

Уэс медленно кивает, сжимая губы в жесткую линию, и его взгляд падает на мои походные ботинки. Вероятно, он видел их на полу в спальне Картера, когда проснулся – как раз там, где я оставила их прошлой ночью.

Больное сердце делает кульбит при осознании того, что Уэс знает о моей лжи, но это единственное, что наркотики позволяют мне ощутить. Я вообще не смотрю на свой дом, когда мы проходим мимо.

Этого там нет. Этого не существует. Ничего не существует, кроме моих ног на этой тропе. Никакого прошлого. Никакого будущего. Никаких чувств. Никакого страха. Только: хлюп, хлюп – плеск грязи под моими ботинками и звуки птиц, деловито восстанавливающих свои гнезда после грозы.

Я втягиваю носом прохладный влажный воздух и вздыхаю. Больше похоже на осень, чем на весну – серые облака над головой и древесный запах горящих листьев, приносимый ветерком.

Но люди не сжигают листья весной.

Оглядевшись, я замечаю полоску дыма, поднимающуюся над деревьями впереди. Интересно, может быть, мы каким-то образом развернулись и на самом деле направляемся обратно к дому Картера? Но запах того пожара другой – он пахнет всем тем плавящимся пластиком и древесным лаком. А от этого пахнет приятно, по-домашнему.

Однако Уэсу он таким не кажется. Когда мы подходим ближе, его кашель усиливается. Я думаю, что для отравленных легких парня на сегодня уже достаточно. Натянув рубашку на нос, Уэс позволяет желтому гибискусу фильтровать кислород, пока мы торопливо выходим из леса и оказываемся позади разверзшегося ада, который раньше являлся публичной библиотекой Франклин-Спрингс.

– Похоже, оргия немного вышла из-под контроля, – рассуждает Уэс между приступами кашля, пока мы огибаем здание.

Когда понимаю, что приятный запах, которым я наслаждалась, идет от горящих книг, какая-то печаль накрывает меня, но гидрокодон отбрасывает ее, как ненужное одеяло.

Уэс кашляет в рубашку, когда мы переходим улицу, отхаркивается и сплевывает на покрытый мусором асфальт. Он такой бледный. Его губы почти посинели, и утренний потный блеск вернулся.

– Ты в порядке? – спрашиваю я, как только мы заходим на парковку «Бургер Пэлас», но Уэс, кажется, не слышит меня.

Его взгляд прикован к тридцатифутовому рекламному экрану над головой.

– Как, черт возьми, эта вывеска горит, если электричество отключено? – бормочет он.

– У них, наверное, есть генератор для него, – я закатываю глаза. – Не приведи, господи, чтобы мы хоть один день не сподобились увидеть этого дурацкого короля Бургера на его гребаной лошади.

Лошади.

Я смотрю на вспыхивающее разноцветное изображение короля Бургера на его верном скакуне, мистере Наггете, когда мы проходим под ним. Он держит свой посох в виде картофельной палочки в воздухе, подобно мечу или булаве, или косе, или пылающей дубинке, – и мучительное чувство déjà vu прорывается сквозь мое затуманенное сознание.

Звук выстрелов в ресторане прогоняет его прочь.

Уэс хватает меня за руку, и мы бежим в сторону леса, когда люди высыпают из ресторана, вопят и выкрикивают имена своих близких.

Некоторых из них я знаю всю свою жизнь.

«Пошли они все на хуй», – говорит голос Уэса в моей голове, когда грязь снова чвакает под моими ногами.

– Пошли они все на хуй, – повторяю я на этот раз своим собственным голосом.

Я не оглядываюсь назад и не отстаю. Я бегу рука об руку с этим прекрасным незнакомцем, по корням и под ветвями, чувствуя себя более живой, чем когда-либо.

С другой стороны, Уэс…